Как стратегический поворот США, Великобритании и континентальной Европы от роли системных доноров глобального здравоохранения к приоритету национальной бюджетной консолидации трансформирует архитектуру международной помощи, меняет параметры глобальной безопасности и инициирует возврат к доковидным рискам массовой смертности и эпидемиологической нестабильности?
Между 2000 и 2020 годами международная система помощи бедным странам в сфере здравоохранения прошла путь от фрагментированных грантов к институционализированной модели коллективного финансирования. Такой подход обеспечил сокращение смертности детей до пяти лет почти вдвое, создавая один из редких примеров, когда глобальная архитектура сотрудничества демонстрировала измеримый результат.
Однако в 2024–2025 годах эта модель начала разрушаться. Рекордное за 15 лет сокращение мировой поддержки здравоохранения беднейших стран — до 39 млрд долларов — стало индикатором поворотного момента. Это не единичный бюджетный цикл, а структурная трансформация, которую усилили политические изменения в США, фискальная консолидация в Европе, последствия пандемии и смена идеологического отношения к международной помощи.
По данным ОЭСР, текущая волна сокращений впервые за всю историю охватила одновременно США, Великобританию, Францию и Германию. Это знаменует переход от эпохи глобального инвестирования в человеческий капитал к эпохе выбора между внутренней устойчивостью и международной ответственностью.
Для международной безопасности, демографии и экономики такие процессы приобретают долгосрочные последствия. МВФ, Всемирный банк, ВОЗ и UNHCR фиксируют растущий каскад взаимосвязанных эффектов: снижение уровня иммунизации, рост резистентности инфекций, усиление климатических рисков, возврат массовой смертности и рост нестабильности в регионах, где глобальная помощь ранее выполняла стабилизирующую функцию.
Стратегический сдвиг США: от глобальной солидарности к селективной автономии
На протяжении двух десятилетий Соединенные Штаты обеспечивали более трети международного финансирования здравоохранения. Программа PEPFAR, созданная в 2003 году, стала крупнейшей гуманитарной инициативой в истории США: по данным Госдепартамента, ее реализация позволила сохранить около 26 млн жизней. В то же время участие США в Global Fund, GAVI и ВОЗ формировало не только финансовую, но и институциональную архитектуру глобального здравоохранения.
В 2025 году эта архитектура столкнулась с принципиальным пересмотром подходов. Администрация США заморозила или перераспределила до 67% ранее выделяемого финансирования, что в абсолютных цифрах означает сокращение порядка 9 млрд долларов лишь за один бюджетный цикл. Переориентация подтверждена решением о приостановке участия в ряде программ ВОЗ и пересмотре механизмов финансирования GAVI.
Официальная мотивация такой политики опирается на стратегическую установку: «приоритет внутренним потребностям». Этот тренд соответствует растущему в США запросу на перераспределение средств в пользу систем национальной инфраструктуры, медицинского страхования, обороны и промышленного обновления.
Однако его последствия выходят далеко за рамки американской внутренней политики. По оценкам исследователей Университета Вашингтона и аналитиков Global Health Policy Center, при сохранении текущих тенденций сокращение американского участия может привести к 14 млн дополнительных смертей к 2030 году. Особую уязвимость демонстрируют дети младше пяти лет — прогнозируемые дополнительные потери составляют до 4,5 млн жизней.
Административное решение о частичном замораживании PEPFAR также показало, насколько политизированными стали вопросы глобального здравоохранения. Ранее программа пользовалась двухпартийной поддержкой и считалась одним из стратегических инструментов мягкой силы США. Теперь она оказалась в эпицентре идеологических дискуссий, связанных с абортами и репродуктивным здоровьем.
Переориентация США означает не просто сокращение финансирования, но и потерю центрального актора, определявшего стандарты глобальной помощи и координировавшего распределение ресурсов.
Великобритания: от модели нормативного лидерства к оборонно-фискальной приоритизации
После саммита G7 в Карбис-Бей Великобритания выступала инициатором укрепления механизмов предотвращения пандемий. Однако смена политических приоритетов и переход к более жесткой фискальной политике трансформировали британский подход к внешней помощи.
В феврале 2025 года правительство объявило о сокращении расходов на ODA на 6 млрд фунтов, объяснив это необходимостью финансировать оборонные обязательства и модернизацию вооруженных сил. В результате вклад Великобритании в официальную помощь снизился с рекомендуемых ООН 0,7% ВНД до 0,5%.
Эта корректировка резко изменила положение стран, которые в максимальной степени зависели от британского финансирования. Согласно оценкам аналитического центра Bond, помощь Африке была сокращена на 12%, что привело к дефициту финансирования в регионах, где уровень детской смертности и так остается среди самых высоких. Особенно сильно пострадали Эфиопия, Южный Судан и Сомали — государственные и гуманитарные структуры этих стран уже в середине 2025 года сообщали о сокращении программ по экстренной акушерской помощи, вакцинации и борьбе с малярией.
С точки зрения международной политики, Великобритания демонстрирует стремление к партнёрским, а не донорским отношениям. Однако в условиях слабых систем здравоохранения и высоких демографических рисков эта модель создает вакуум, который международные организации не в состоянии восполнить.
Континентальная Европа: бюджетная консолидация и стратегическая дилемма
Континентальные европейские государства также вступили в фазу масштабных корректировок своих внешних бюджетов. Германия, Франция и Нидерланды — три ключевых донора — одновременно объявили о сокращениях, которые суммарно превысили 3 млрд евро в 2025 году.
Германия сократила финансирование Министерства экономического сотрудничества и развития почти на 1 млрд евро, а Минобороны и МИД — еще на 836 млн евро. Франция снизила объем ODA на 1,3 млрд евро. Правительства объясняют такие меры необходимостью балансировать бюджет, однако большинство исследовательских центров — включая OECD Development Assistance Committee — предупреждают, что подобные решения могут привести к долгосрочным рискам, значительно превосходящим краткосрочные экономии.
Европейские сокращения оказывают системный эффект, поскольку Европа исторически выступала одним из ключевых доноров GAVI, UNICEF и Global Fund. В условиях падения поддержки со стороны США влияние европейских решений становится мультипликативным: каждый недофинансированный евро оказывает прямое влияние на контракты на производство вакцин, программы по лечению туберкулеза и малярии, а также на доступ к базовой неонатальной помощи.
Механизмы обрушения глобальных систем вакцинации
Одним из наиболее критических эффектов текущего кризиса является разрушение долгосрочных агрегированных закупок вакцин, которые обеспечивали до 45% мировой детской иммунизации. GAVI и UNICEF создали модель, в которой производители вакцин получали гарантированный спрос на 3–5 лет вперед, что позволяло снижать цены в десятки раз и поддерживать бесперебойные поставки.
Однако сокращение международного финансирования разрушает саму логику системы. Контракты не заключаются, производственные мощности простаивают, а страны с низким доходом вынуждены откладывать или сокращать национальные программы иммунизации.
ВОЗ подтверждает, что почти 20 млн детей пропустили хотя бы одну дозу базовой вакцины DTP, а число «нулевых детей» превысило 14 млн. Это означает не только риск вспышек дифтерии, коклюша и столбняка, но и фундаментальное изменение в глобальной демографической структуре болезней.
По прогнозам GAVI, потеря финансирования со стороны США приведет к 1,2 млн дополнительных смертей детей только за пять лет.
Инфекционные заболевания: возврат к рискам резистентности и эпидемическим волнам
Глобальный фонд, один из ключевых инструментов борьбы с ВИЧ, туберкулезом и малярией, подтвердил сокращение финансирования цикла 2024–2026 годов на 1,43 млрд долларов, или около 11% обязательств. Снижение финансирования приводит к обрыву курсов терапии, что представляет фундаментальную угрозу: неполные курсы лечения туберкулеза и малярии ускоряют форму устойчивых штаммов, которые значительно дороже лечить и сложнее контролировать.
По оценке ВОЗ, формирование устойчивости туберкулеза может увеличить глобальные расходы на лечение в 3–5 раз в течение следующих 15 лет, что приведет к кризису сопоставимому с появлением ВИЧ в конце XX века.
ВИЧ-программы также сталкиваются с угрозой деградации. Данные UNAIDS показывают, что значительная часть прогресса за последние два десятилетия была достигнута благодаря внешнему финансированию. Сокращения могут привести к миллионам новых случаев заражения. Сценарные расчеты показывают, что при полной остановке финансирования со стороны США уровень смертности от ВИЧ может вернуться к показателям начала 2010-х годов.
Факторы системного риска: климат, миграция и постковидная долговая ловушка
Текущий кризис усугублен несколькими структурными факторами.
Первый — долговая нагрузка бедных стран после пандемии. Согласно МВФ, средний уровень госдолга стран с низким доходом вырос с 46% ВВП в 2019 году до 61% в 2024-м. Обслуживание долга в условиях роста процентных ставок ограничивает возможности финансировать здравоохранение, образование и продовольственные программы.
Второй фактор — климат. ВОЗ прогнозирует, что изменение климата приведет к минимум 250 тысячам дополнительных смертей ежегодно в 2030–2050 годах. Это создаст давление на системы здравоохранения, которые уже лишаются внешней поддержки.
Третий фактор — беспрецедентный рост числа перемещенных лиц. UNHCR сообщает о 123,2 млн людей, покинувших свои дома к концу 2024 года. Массовые перемещения всегда сопровождаются вспышками инфекций, а сокращение ресурсов на профилактику делает их неконтролируемыми.
Демографические последствия: формирование новой траектории глобальной смертности
Сокращение финансирования глобального здравоохранения создает долгосрочные демографические сдвиги, которые могут изменить траекторию развития целых регионов. Демографическая динамика стран с низким доходом исторически определялась уровнем детской смертности и возможностями систем здравоохранения. Падение смертности в 2000–2020 годах привело к устойчивому росту ожидаемой продолжительности жизни и постепенному снижению рождаемости в ряде регионов Африки и Южной Азии.
Резкое сокращение финансирования, начавшееся после 2024 года, меняет эту траекторию. Если уровень детской смертности вновь начнет расти, рост населения в бедных странах перестанет следовать логике демографического перехода, и мир столкнется с «демографической ловушкой». В условиях высокой смертности семьи чаще возвращаются к стратегии «избыточных рождений». Такой подход закрепляет циклическую зависимость: слабые системы здравоохранения — высокая смертность — высокая рождаемость — хроническая нехватка ресурсов.
По оценкам ЮНИСЕФ и Всемирного банка, даже умеренный рост детской и материнской смертности на 10–15% увеличит совокупное население стран с низким доходом к 2040 году на дополнительные 70–90 млн человек по сравнению с базовым сценарием. Это означает рост потребности в рабочих местах, продовольствии и инфраструктуре — в условиях, когда эти страны уже перегружены долгами и не имеют доступа к дешевому финансированию.
Одновременно повышение смертности среди матерей оказывает системное влияние на социальную структуру. По данным UNFPA, каждая смерть женщины в родах создаёт в среднем «зону социального риска» для четырёх детей — с точки зрения образования, питания и здоровья. Масштабное ухудшение показателей материнской смертности может привести к формированию поколений с пониженным человеческим капиталом.
Эти демографические сдвиги, в свою очередь, формируют давление на региональные системы безопасности. В странах с быстрым ростом населения в условиях слабых институтов повышается вероятность внутренней турбулентности, что было подтверждено исследованиями SIPRI, показывающими, что демографическая нагрузка является одним из ключевых факторов конфликтности в государствах с низким доходом.
Экономические последствия: от устойчивости к стагнации
Экономические эффекты текущего кризиса проявятся не одномоментно, но создадут долгосрочные ограничения для развития. Здравоохранение — фундаментальный компонент человеческого капитала. Исследования Всемирного банка неоднократно подтверждали, что рост средней продолжительности жизни на один год увеличивает темпы экономического роста на 4%. В странах с низким доходом этот эффект выражен ещё сильнее.
Сокращение международного финансирования приводит к замедлению развития человеческого капитала. Ранее программы иммунизации позволяли государствам существенно снижать бремя инфекционных заболеваний. Например, малярия исторически снижала темпы роста ВВП в эндемичных странах на 1,3% в год. Любое ухудшение ситуации с малярией приводит к экономическим потерям, сопоставимым с масштабными природными катастрофами.
Дефицит финансирования также увеличивает бремя расходов на национальные бюджеты. В условиях долговой нагрузки и высоких процентных ставок бедные страны лишены возможности заимствовать средства для модернизации систем здравоохранения. В результате они вынуждены перераспределять ресурсы с образования, инфраструктуры и продовольственной безопасности — что усиливает структурную уязвимость.
По оценкам Международной организации труда (ILO), потеря даже 5% трудовых ресурсов из-за роста заболеваний приводит к снижению валового продукта на 2–3% в странах с низким доходом. В условиях роста резистентности инфекций и разрушения программ профилактики уровень потерь может быть значительно выше.
Таким образом, сокращение международной помощи представляет собой не только гуманитарный кризис, но и макроэкономическую проблему системного характера.
Эрозия институциональной архитектуры глобального здравоохранения
Глобальная архитектура здравоохранения формировалась в течение двух десятилетий через редкую модель сотрудничества между государствами, международными организациями, частным сектором и благотворительными фондами. Эта модель включала распределение функций: США обеспечивали масштабное финансирование на борьбу с ВИЧ и малярией; Европа финансировала институциональные реформы; международные организации занимались координацией; частные фонды, такие как фонд Билла и Мелинды Гейтсов, обеспечивали инновационные решения и долгосрочные инвестиции.
Сокращение финансирования разрушает фундамент системы — предсказуемость. Контракты GAVI на производство вакцин зависели от гарантированных пяти- и десятилетних обязательств. Фонд Гейтсов предупреждает, что без стабильных обязательств рынок вакцин станет фрагментированным, а цены вновь вырастут в 10–30 раз, как это было до появления GAVI.
Одновременно снижается управляемость глобальных рисков. ВОЗ, GAVI и UNICEF фактически лишаются возможности планировать долгосрочные циклы. Ситуация усугубляется тем, что международные обязательства по пандемической готовности, обсуждавшиеся в рамках G7 и G20 в 2021–2022 годах, так и не были институционализированы. Итогом становится возврат к той модели, которая продемонстрировала свою неэффективность в 1990-е и начале 2000-х годов.
Региональные эффекты: Африка как эпицентр рисков
Большинство наиболее уязвимых стран находится в Африке, где сочетание климатических, демографических и институциональных факторов создаёт идеальные условия для ускоренного распространения инфекций. По данным ВОЗ, более 90% смертей от малярии приходится на Африку. Сокращение финансирования немедленно приводит к увеличению распространенности заболевания.
В Камеруне смертность от малярии, которая снизилась с 1519 случаев в 2020 году до 653 в 2024 году, вновь начала расти уже к концу 2025 года. В тех же странах, где программы вакцинации были частично остановлены — Нигер, Чад, Мозамбик — зафиксированы вспышки кори, дифтерии и холеры.
Дополнительным фактором становится высокая плотность населения в лагерях перемещенных лиц. По данным UNHCR, в Африке проживает более 44 млн беженцев и внутренне перемещенных лиц. Это создает устойчивые зоны эпидемиологической уязвимости, которые невозможно стабилизировать без внешней помощи.
Геополитический контекст: новая конкуренция крупных держав
Сокращение финансирования со стороны западных государств происходит в тот момент, когда Китай, Индия и Турция расширяют своё присутствие в странах Глобального Юга. Однако их участие не имеет сопоставимых масштабов.
Китай увеличил участие в программах медицинской помощи в Африке, поставив оборудование и финансируя строительство госпиталей в Танзании, Эфиопии и Замбии. По данным Министерства коммерции КНР, ежегодный объем китайской медицинской помощи достиг приблизительно 1,5 млрд долларов. Однако эта помощь носит преимущественно инфраструктурный характер и не компенсирует долгосрочные расходы на вакцинацию и борьбу с инфекциями.
Индия активно участвует в производстве вакцин и медицинских препаратов, однако экспорт ориентирован преимущественно на коммерческие рынки. Турция расширяет программы гуманитарной помощи через TIKA, но их объем несопоставим с сокращениями западных доноров.
Таким образом, формируется геополитический вакуум, в котором традиционные доноры отступают, а новые акторы не могут обеспечить достаточный уровень финансирования. Это ведет к снижению глобальной устойчивости и ухудшению взаимной предсказуемости в системе международного здравоохранения.
Сценарный анализ: горизонты 2025–2035 годов
Для оценки последствий текущего кризиса целесообразно рассмотреть три сценария.
Сценарий 1: инерционный. Финансирование продолжает снижаться, а механизмы международной координации не реформируются. В этом случае к 2030 году уровень глобальной помощи может опуститься до 36 млрд долларов. Дефицит финансирования приведет к 6–7 млн дополнительных смертей от ВИЧ и малярии и к росту устойчивости туберкулеза. Демографическая нагрузка возрастет, а объемы миграции усилятся.
Сценарий 2: частичная стабилизация. Часть финансирования замещается частными фондами и отдельными государствами ЕС. Риски несколько снижаются, но восстановить систему вакцинации не удаётся. Основные программы сохраняются, но их охват сокращается. Локальные эпидемии становятся периодическими.
Сценарий 3: институциональная перестройка. Западные страны и международные организации формируют новые механизмы обязательного финансирования, аналогичные климатическим фондам. Система долгосрочных закупок восстанавливается, комбинируясь с региональными производственными центрами. Эпидемиологическая стабильность достигается, но только к середине 2030-х годов.
Наиболее вероятным на сегодняшний день является инерционный сценарий.
Стратегические последствия для глобальной безопасности и международной архитектуры
Трансформация структуры глобального здравоохранения не является изолированным процессом; она влияет на всю архитектуру международной безопасности. Падение внешнего финансирования формирует условия, в которых риски эпидемий, демографические сдвиги и экономическая нестабильность взаимно усиливают друг друга.
На макроуровне это приводит к появлению новых точек напряженности. Регионы с высокой плотностью населения, слабой инфраструктурой и изменяющимся климатом становятся источниками эпидемиологических волн, что увеличивает нагрузку на международные системы мониторинга и ответных мер. Слабость институтов усиливает вероятность внутренних конфликтов, а неустойчивые системы здравоохранения формируют условия для быстрых трансграничных заражений.
На мезоуровне кризис отражается в изменении характера взаимодействия между государствами. Механизмы коллективного финансирования теряют управляемость. В условиях приоритизации национальных бюджетных стратегий международные организации вынуждены пересматривать свои мандаты, переходя к режиму «минимального финансирования», что ограничивает их способность реализовывать долгосрочные реформы.
На микроуровне эффект проявляется в росте недоверия к медицине среди наиболее уязвимых слоев населения. Неспособность обеспечить доступ к базовым услугам подрывает легитимность государственных институтов, что в некоторых случаях может привести к усилению параллельных структур — как религиозных, так и криминальных.
Эта совокупность факторов формирует новую логику глобальной нестабильности. До 2020-х годов здравоохранение было одной из немногих сфер, где международная солидарность оставалась устойчивой. Пандемия COVID-19 изменила это восприятие, а бюджетные корректировки 2024–2025 годов лишь закрепили новую реальность.
Рамки международного права и потенциал реформ
Вопрос о финансировании глобального здравоохранения тесно связан с международным правом. Существующие документы — включая Международный медико-санитарный регламент (IHR), решения Всемирной ассамблеи здравоохранения и резолюции Генеральной Ассамблеи ООН — ориентированы на обеспечение подготовки государств к эпидемиям. Однако эти документы не предусматривают обязательств по финансированию.
Эта структурная слабость позволяет государствам сокращать поддержку без формального нарушения международного права. В отличие от климатических соглашений, которые предусматривают механизмы контроля и оценки обязательств, система глобального здравоохранения не опирается на юридически обязывающие инструменты.
Один из ключевых выводов отчета Independent Panel for Pandemic Preparedness and Response (IPPR) заключался в необходимости реформировать международную систему здравоохранения по аналогии с климатической архитектурой. Однако реализации этих рекомендаций не последовало, и мировое сообщество вошло в период сокращения финансирования без обновленных механизмов сотрудничества.
Потенциальные направления реформ включают:
— создание международного фонда обязательных взносов для борьбы с пандемиями;
— формирование системы региональных производственных центров вакцин;
— расширение мандата ВОЗ в части контроля выполнения обязательств;
— юридическое закрепление обязательств по долгосрочным закупкам вакцин.
Эти меры требуют консенсуса стран G20, что в условиях текущей политической фрагментации затруднительно.
Переосмысление роли частных фондов
Частные фонды, включая фонд Билла и Мелинды Гейтсов, вносят значительный вклад в систему глобального здравоохранения. Однако даже значительные ресурсы не в состоянии компенсировать сокращения со стороны государств. Помощь частного сектора эффективна как механизм инноваций, но не может заменить стабильное государственное финансирование.
Фонд Гейтсов, выделивший 1,6 млрд долларов на поддержку вакцинации в бедных странах, подчеркивает: без международных обязательств система GAVI и UNICEF не сможет функционировать в прежнем режиме. Частные пожертвования способны поддержать отдельные сегменты программ, но они не создают предсказуемого цикла финансирования, который необходим для долгосрочного планирования.
В условиях дефицита средств значение частных фондов возрастает, но их участие должно рассматриваться как дополнение, а не альтернатива государственной поддержке.
Заключение: возвращение к структурному риску
Сокращение международной помощи здравоохранению формирует новую глобальную реальность. За два десятилетия сотрудничества миру удалось добиться рекордного снижения смертности, укрепить системы здравоохранения и предотвратить массовые эпидемии. Однако эта инфраструктура оказалась уязвимой перед политическими и экономическими колебаниями.
Сегодня международная система здравоохранения переживает один из наиболее глубоких кризисов за последние 25 лет. Финансирование, сократившееся вдвое по сравнению с 2021 годом, меняет параметры глобальной устойчивости. Позитивные тенденции, сформированные в 2000–2010-х годах, могут быть утрачены, а последствия — распространиться на демографию, экономику и безопасность.
Системный характер кризиса требует комплексного ответа, который включает реформирование международных институтов, создание механизмов обязательного финансирования и усиление связей между здравоохранением, климатической политикой и миграционным регулированием. Без этого мир столкнется с возвращением массовой смертности, усилением эпидемических волн и ростом нестабильности.
Стратегические рекомендации
Институционализация обязательных взносов. Создание международного фонда пандемической готовности с юридически закрепленными обязательствами государств позволит обеспечить предсказуемое финансирование.
Реформирование архитектуры закупок вакцин. Расширение региональных производственных центров и заключение долгосрочных контрактов с гарантированным спросом позволит снизить цены и увеличить устойчивость поставок.
Интеграция климатической и санитарной повестки. Создание специального механизма поддержки стран, наиболее уязвимых перед климатическими рисками и инфекциями, позволит уменьшить нагрузку на их бюджеты.
Финансовая реабилитация бедных стран. Программы реструктуризации долгов, предлагаемые МВФ и Всемирным банком, должны включать критерии, связанные с инвестициями в здравоохранение.
Создание механизмов гибкого финансирования кризисов. Международные организации должны иметь доступ к резервным фондам для оперативного реагирования на вспышки заболеваний.
Укрепление программ матери и ребенка. Неонатальная и акушерская помощь должна быть приоритетом, поскольку она обеспечивает максимальный эффект при минимальных затратах.
Расширение возможностей мониторинга и раннего предупреждения. Модернизация систем эпидемиологического наблюдения позволит быстрее выявлять очаги заболеваний.
Устойчивое финансирование борьбы с резистентностью. Инвестиции в новые антибиотики и программы рационального использования противомикробных препаратов должны стать глобальным приоритетом.
Укрепление региональных механизмов медицинской координации. Африканский Союз, ASEAN и другие региональные объединения должны расширять оперативные возможности.
Поддержка научных исследований и инноваций. Развитие технологий быстрой диагностики и универсальных платформ для производства вакцин позволит повысить эффективность борьбы с инфекциями.