907-я поправка, когда-то созданная как инструмент лоббистского давления на Азербайджан, сегодня превратилась в нормативный пережиток, не совпадающий ни с реальной безопасностной средой, ни с интересами самих США. На фоне стратегического разворота Вашингтона и изменения баланса сил на Южном Кавказе её демонтаж становится не политическим жестом, а неизбежной процедурой обновления американской внешнеполитической архитектуры.
907-я поправка (Section 907 of the Freedom Support Act, 1992) представляет собой единственную норму американского законодательства, которая была адресована исключительно одной стране постсоветского пространства — Азербайджану. Поправка была включена Конгрессом США в октябре 1992 года и устанавливала полный запрет на любую государственную помощь правительству Азербайджана до тех пор, пока президент США не подтвердит Конгрессу выполнение двух условий:
прекращение Азербайджаном всех «блокадных действий» против Армении;
прекращение «иных наступательных действий силы против Армении и Карабаха».
Тем самым в юридической конструкции США Азербайджан был зафиксирован как сторона, ведущая наступательные действия, а Армения — как сторона, подвергающаяся давлению. Поправка стала результатом целенаправленной деятельности армянских лоббистских структур в Вашингтоне в начале 1990-х годов.
Практическое действие Section 907 в 1992–2000 гг. выразилось в полном исключении Азербайджана из программ прямой государственной помощи США. В течение восьми лет после восстановления независимости страна могла получать поддержку лишь через гуманитарные и неправительственные каналы, в ограниченном и урезанном формате, тогда как Армения получала масштабные объемы прямой американской помощи.
После терактов 11 сентября 2001 года Конгресс США внес изменения в законодательство. В 2001–2002 гг. была принята поправка, предоставляющая президенту право ежегодно приостанавливать применение 907-й поправки (waiver authority). С этого момента главы государства — Буш, Обама, Трамп, Байден и действующий президент Трамп — ежегодно подписывали документ о неприменении Section 907. В президентских определениях указывались причины: необходимость борьбы с международным терроризмом, значимость сотрудничества с Азербайджаном в сфере безопасности, а также отсутствие угрозы мирному процессу между Баку и Иреваном.
Таким образом, первоначальный запрет формально сохранялся, но превращался в управляемый инструмент, действие которого Белый дом мог временно блокировать ежегодным решением.
К концу 2020-х годов факторы, лежавшие в основе Section 907, утратили актуальность. Исходные аргументы 1992 года — утверждение о блокаде Армении и наступательных действиях в Карабахе — вступили в противоречие с новой реальностью: Азербайджан восстановил контроль над своими территориями, а конфликтная основа поправки исчезла. Ряд западных аналитических центров фиксирует, что первоначальный контекст для Section 907 «теперь фактически исчез» и что норма выглядит устаревшей с точки зрения современных политических условий.
Несмотря на это, в 2023–2024 годах армянские лоббистские структуры инициировали ужесточение режима 907-й поправки. В Конгресс был внесен законопроект “Armenian Protection Act” (H.R.7288), предусматривающий запрет на использование президентом waiver в 2024 и 2025 финансовых годах. Поправка фактически лишала бы администрацию США гибкости и возвращала бы жесткий режим начала 1990-х.
В августе 2025 года президент США Дональд Трамп продлил действие ежегодного отказа от применения 907-й, опубликовав соответствующее президентское определение в Federal Register. В документе указано, что неприменение поправки необходимо для задач антитерроризма, безопасности границ Азербайджана и оперативной готовности США и союзников, а также не наносит ущерба мирному процессу между Баку и Иреваном.
10 декабря 2025 года на сайте Палаты представителей США зарегистрирован законопроект H.R.6534, внесенный конгрессвумен-республиканкой Луна Анна Полина. Цель законопроекта — снятие действующих ограничений на помощь Азербайджану, вытекающих из Section 907. Полный текст инициативы пока не опубликован, однако юридически и политически она направлена на демонтаж режима ограничений, установленного поправкой 1992 года.
Совокупность факторов — утрата исходной фактической базы, рост стратегической значимости Азербайджана для США, ухудшение символического фона 907-й для двусторонних отношений, изменение баланса интересов в Конгрессе и использование администрацией ежегодного waiver — формирует устойчивую тенденцию к устранению Section 907 из американского законодательства.
Процесс предполагает постепенную реализацию:
сохранение ежегодных waiver до принятия Конгрессом итогового решения;
возможное «опустошение» поправки через расширение исключений либо исключение специальных ограничений по Азербайджану в бюджетных и внешнеполитических пакетах;
последующую техническую отмену как формально неработающей нормы.
С учетом продления waiver в 2025 году и появления законопроекта H.R.6534 можно фиксировать начало этапа, в рамках которого вопрос стоит не о возможности отмены 907-й, а о сроках и юридической форме ее демонтажа.
В мировой политике существуют нормативные конструкции, которые переживают собственную историческую матрицу и, утратив первоначальную функциональность, начинают выполнять деструктивную роль в архитектуре международного порядка. 907-я поправка к Freedom Support Act — классический пример нормативного анахронизма, встроенного в правовую систему США в эпоху постбиполярного транзита и давно лишившегося какой-либо корреляции с реальными параметрами региональной безопасности. В юридическом смысле поправка продолжает существовать, но в геополитическом контексте она представляет собой замороженный идеологический конструкт, не соответствующий ни структурному балансу сил на Южном Кавказе, ни стратегическим векторами внешней политики США, ни логике современной системы международных отношений, основанной на функциональной рациональности и контроле над критическими потоками.
Сегодня, когда президент Трамп осуществляет перепрошивку внешнеполитической доктрины Вашингтона — от декораций «ценностного интервенционизма» к модели инструментального геополитического менеджмента, — вопрос демонтажа 907-й поправки превращается не в дипломатический запрос Азербайджана, а в нормативно-институциональную необходимость самой американской государственности. Поправка, некогда созданная как политико-символический маркер в рамках узко лоббистской конфигурации, перестала быть инструментом давления и превратилась в фактор стратегической дисфункции, препятствующий операциональной гибкости США в одном из ключевых регионов Евразии.
Именно поэтому корректнее всего формулировать основной аналитический тезис следующим образом: отмена 907-й — это не жест в пользу Азербайджана, а следствие фундаментальной реконфигурации мировой системы, в которой США вынуждены отказываться от нормативных реликтов, нарушающих синхронность их внешнеполитического инструментария с реальной геоэкономической средой.
Динамика, приведшая к обнулению смыслового содержания 907-й поправки, принципиальна. Её исходная легитимация базировалась на политизированных интерпретациях конфликта начала 1990-х, где Азербайджану отводилась роль «агрессора», а Армении — роль «жертвы», что изначально отражало не структурный анализ, а результаты клиентелистского давления армянских лоббистских групп. С тех пор региональная конфигурация претерпела системное перепозиционирование: Азербайджан восстановил территориальную целостность; силовой баланс сместился в сторону устойчивой асимметрии; конфликтная матрица исчезла как правовая и политическая реальность; региональная интеграционная политика Баку сформировала новую топологию межрегиональных взаимодействий, полностью несовместимую с логикой санкционных ограничений образца 1992 года.
Так возникает парадокс нормативной онтологии: поправка существует юридически, но отсутствует фактически — она онтологически обнулена. Американская внешнеполитическая машина это понимает, и именно поэтому администрация ежегодно активирует механизм waiver — инструмент президентского нивелирования неработающих норм, предназначенный для защиты национальных интересов от внутренних нормативных дефектов. Фактически Вашингтон сам демонстрирует: 907-я поправка больше не может быть интегрирована в стратегическую логику США.
Ключевой структурный фактор изменений — новая парадигма внешней политики США, которую можно определить как «транзитно-ориентированный стратегический прагматизм». В этой модели центром принятия решений становится контроль над геоэкономическими потоками, проекция влияния на энергетические маршруты, логистические оси, коридоры критического импорта и экспорта. Исходный вопрос формулируется просто: усиливает ли та или иная норма способность США управлять транзитными, энергетическими и военно-политическими потоками или создает избыточные регуляторные барьеры?
907-я поправка однозначно относится ко второй категории. Она создает фрикцию в точке, которая превращается в один из ключевых узлов глобальной межрегиональной связности: Азербайджан — это не «сторона конфликта» эпохи 1990-х, а системная опорная платформа Среднего коридора, ключевой транзитный сегмент маршрута Европа—Каспий—Центральная Азия, важнейший элемент энергетического обеспечения Европы, фактор стратегического баланса на фоне иранского вектора угроз и одновременно часть турецко-американской оперативной совместимости. В такой конструкции наличие 907-й поправки — это не просто анахронизм, это регуляторный дефект, ослабляющий США.
Именно поэтому администрация Трампа не просто продлевает ежегодный отказ от применения поправки, но и создает политическое окно, в рамках которого появляется законопроект о снятии ограничений — H.R.6534. Это и есть механизм normative shedding, когда великая держава сбрасывает устаревшие правовые оболочки, чтобы восстановить синхронность своей внешней политики с реальной геополитикой.
Внутриполитическая архитектура принятия решений в США также демонстрирует наличие необходимых условий для демонтажа. Палатный Комитет по иностранным делам — главный трансформатор внешнеполитических инициатив — уже работает в логике high-level strategic recalibration, где приоритеты определяются через призму национальной безопасности, энергетической автономии союзников и сдерживания Ирана. Подкомитет по Ближнему Востоку, Северной Африке и Центральной Азии формирует техническую основу решений, и именно его аналитическая база подталкивает к тому, что удерживать 907-ю — значит ослаблять позиции США в регионе.
Сенатский Комитет по международным отношениям, традиционно являвшийся «замедлителем» подобных инициатив, также переходит к фазе стратегического переосмысления. Для республиканцев 907-я — институциональный шум, мешающий энергетической дипломатии; для части демократов — «legacy issue», утратившее политический смысл; для силовых кругов — фактор, создающий дополнительное преимущество России и Ирану. Логика давления смещается: поправка превращается в источник стратегических издержек, а не политических выгод.
На внешнем контуре ситуация столь же показательна. Азербайджанская дипломатия действует в режиме сетевой многовекторной проекции, выстраивая синергии между региональными и глобальными игроками: от энергетических консорциумов до военно-политических партнерств. Наиболее мощным каналом выступает сотрудничество с про-израильскими структурами, для которых устойчивость Азербайджана — элемент региональной безопасности. Внутри американской политической экосистемы этот аргумент обладает высокой удельной плотностью: здесь не нужно объяснять, что нестабильный Южный Кавказ усиливает Иран.
По итогам экспертного анализа становится очевидно: 907-я поправка больше не имеет ни стратегической, ни функциональной, ни юридической опоры. Она не встроена в современную геоэкономическую систему, вступает в конфликт с операционной логикой американской внешней политики, дезактивируется ежегодными президентскими решениями и воспринимается ключевыми структурами власти как нормативный паразит, подлежащий устранению.
Отмена 907-й в этой перспективе — не жест, не дипломатический маневр и не уступка. Это — институциональная неизбежность, вытекающая из самой природы современного мирового порядка, где нормативные конструкции, не поддерживаемые фактическими силовыми, экономическими и политическими структурами, обречены на демонтаж.
907-я поправка к Freedom Support Act представляет собой феномен, который точнее всего описывается через категорию «постнормативного остатка» — фрагмента нормативной конструкции, утратившего основания в материальной реальности, но сохраняющегося в правовой структуре по инерции текстуальности. Подобные нормы существуют в точке пересечения дискурсивного бытия и юридического механизма, — в том, что Деррида определил бы как «след» (trace), то есть присутствие отсутствующего. Поправка продолжает функционировать лишь как эффект прежней дискурсивной формации, хотя материальная база, её легитимирующая, была демонтирована самим ходом истории.
В аналитике международных отношений такую ситуацию иногда описывают через понятие «нормативного фантома» — регулятивного элемента, который больше не структурирует поведение акторов, но продолжает существовать как текстовое предписание. Это своеобразное «юридическое привидение», которое не обладает ни конститутивной, ни регулятивной силой, но остаётся в правовом поле США благодаря структурной инерции политико-административной системы. В этом смысле 907-я поправка — не закон, а симптом, проявление того, как политические системы консервируют артефакты прежних эпох, не встроившихся в новую материальность международного порядка.
Для объяснения необходимости её демонтажа недостаточно классического реализма или неолиберального институционализма. Здесь работает иная методологическая оптика — комбинация постструктуралистской нормативной герменевтики и критической теории международных режимов. Согласно этим подходам, норма существует только как часть «режима истины» (в смысле Фуко), то есть в рамках определённого конфигурационного множества дискурсов, институтов, материальных сил и когнитивных сообществ. Если хотя бы один компонент этой экосистемы исчезает, сама норма теряет возможность быть воспроизведённой. В случае с 907-й исчезли все четыре опоры:
Во-первых, рухнула дискурсивная структура, создававшая бинарную оппозицию «агрессор — жертва». Эта бинарность была порождением ранней постсоветской неопределенности и лоббистских сетей, а не результатом структурного анализа. В современной региональной системе эта дихотомия не существует — она потеряла свой семиотический каркас, а без него норма не может воспроизводить смысл.
Во-вторых, разрушена материальная база, оправдывавшая существование поправки. Региональный конфликт, на который она опиралась, как объект международного права исчез. В логике конструктивистской теории Александра Вендта, норма больше не может «конституировать» идентичности, поскольку сама среда взаимодействия изменилась. Она стала онтологически пустой.
В-третьих, перестало существовать эпистемическое сообщество, поддерживавшее поправку. Ранние этнополитические лобби, чьи нарративы доминировали в информационном пространстве 1990-х, были вытеснены новыми когнитивными центрами — экспертами по безопасности, логистике, энергетике. В терминах Питера Хааса, произошло «смерщивание эпистемического режима». Поправка лишилась интеллектуальных носителей.
В-четвёртых, поправка вступила в противоречие с функциональной логикой американской внешней политики. Сегодня международная система определяется не идеологическими структурами, а потоками — энергетическими, логистическими, военными. США действуют в парадигме «поточно-ориентированной геополитики», где Центральной задачей становится контроль над транзитными дугами и узлами связности. В этой структуре Азербайджан — не объект морализаторской политики, а системная опора межрегиональной инфраструктуры Евразии. Любой нормативный элемент, ограничивающий гибкость взаимодействия с ним, автоматически становится стратегическим паразитом, подлежащим устранению.
Все эти элементы формируют то, что можно назвать «метаструктурой неизбежности отмены»: норма больше не просто устарела, она стала несовместимой с самой эпистемологией американской внешней политики. Но демонтаж не произойдёт автоматически, поскольку юридические системы обладают способностью к «сохранению следа» — инерции нормативных текстов. Поэтому Азербайджанская дипломатия должна действовать не в рамках традиционной модели влияния, а через институционально семиотическую стратегию, воздействуя на узлы, воспроизводящие норму как текст, а не как действие.
Ключевыми узлами являются комитеты Конгресса — HFAC и SFRC. Но воздействие на них следует рассматривать не как классическое лоббирование, а как деконструкцию нормативного следа внутри институционального дискурса. Когда Маккол или Риш перестают воспринимать 907-ю как часть внешнеполитической реальности и начинают воспринимать её как «нарушение функциональной когерентности», норма умирает. Дипломатия не убеждает — она переводит норму в иное смысловое состояние.
Про-израильское лобби играет роль «дискурсивного узла легитимации», через который поправка окончательно теряет статус элемента региональной политики и превращается в источник стратегического ущерба. Ассигнования — это механизм юридической энтропии, позволяющий устранить норму без её формального уничтожения, просто «перенаправив потоки» так, что она перестает функционировать.
Отмена 907-й поправки — это не изменение политической воли, а проявление метаструктурной логики системы, в которой нормы, утратившие связь с реальностью, обречены исчезнуть. Азербайджанская дипломатия лишь ускоряет естественный процесс — то, что Канторович назвал бы «регуляторным переходом к состоянию минимальной энтропии».
Если рассматривать 907-ю поправку не только как юридический фрагмент, но и как явление нормативной феноменальности, становится очевидным, что она представляет собой пример того, что в феноменологической традиции Хайдеггера можно обозначить как «вещь, утратившая мирность» — то есть элемент, который больше не вплетён в контекст бытия, не имеет места в структуре мира, но продолжает существовать как инертный объект. Такая «немирная» норма перестает быть инструментом, превращаясь в присутствие-вне-функции. Она остаётся в текстуальности, но выпадает из мировых связей: именно это и произошло с 907-й поправкой.
Если следовать логике Лумана, любая норма существует лишь постольку, поскольку она встроена в автопоэтическую систему, которая её воспроизводит. 907-я поправка была частью политико-коммуникативной системы своего времени: её воспроизводили правовые дискурсы, СМИ, лоббистские сети, политические агенты. Но сегодня эта автопоэтическая среда разрушена. Система больше не производит смыслы, способные удерживать 907-ю в качестве значимой нормы. Она не обладает операциональной закрытостью, необходимой для её поддержания. В терминах Лумана, поправка стала «структурной тенью» — она есть, но она больше не принадлежит системе, в которой возникла.
Агамбен в этой логике пошёл бы ещё дальше: он определил бы 907-ю поправку как «остаточный элемент исключения», то есть нормативный акт, существующий в состоянии приостановленного действия. Как суверен в «Homo Sacer» может приостановить право, создавая зону исключения, так и ежегодные waiver-продления создают зону, где норма формально существует, но фактически отменена. Это — парадокс: поправка существует лишь в модусе собственной приостановленности. Она — закон, который действует только через свою недействительность. Это состояние нормативного парадокса, где, по Агамбену, власть обнажает свою пустую форму, а норма — свою онтологическую несостоятельность.
Но возможно, более радикальное объяснение демонтажа 907-й лежит в том, что можно назвать «сменой нормативной эпистемы» — переходом от дискурсивного режима идентичностей к режиму потоков. Мир 1990-х структурировался вокруг категорий принадлежности, конфликта, постимперских мифов. Однако современная международная система — это система геоэкономических потоков, где государство определяется не через историю, а через способность участвовать в распределении маршрутов, мощностей, транзитных коридоров. Если использовать терминологию Делёза и Гваттари, 907-я поправка — это «архаическая террификация», то есть попытка удержать территориальный миф в мире, ставшем ризоматичным, поточным, не-территориальным. В такой системе норма, основанная на статичных представлениях, становится невозможной: её логика противоречит логике мира.
Именно здесь возникает пространство для дипломатического действия Азербайджана. Системные теоретики считают, что любая норма прекращает существование тогда, когда появляется альтернативная когнитивная карта, поглощающая прежнее знание. В случае с 907-й эта когнитивная карта формируется через взаимодействие экспертных центров безопасности, энергетики и логистики, которые замещают старый гуманитарно-морализаторский дискурс. Это значит, что дипломатия не должна стремиться «опровергнуть» 907-ю — она должна создавать мир, в котором 907-я больше не может существовать.
Именно так и действуют современные государства, стремящиеся изменить нормативную среду: они не ломают нормы, а трансформируют пространство их возможного существования. Азербайджану необходимо работать как с нормативным телом (текст закона), так и с нормативной тенью (дискурс, его поддерживающий), и с нормативной средой (институты, его воспроизводящие). HFAC — это поле изменения нормативного тела; SFRC — поле изменения нормативной тени; комитеты по ассигнованиям — поле изменения нормативной среды. Когда все три поля синхронно деформируются, норма исчезает как возможность.
В этом смысле демонтаж 907-й поправки — не столько дипломатическая задача, сколько онтологическая операция: вывод нормы из мира. Она была возможна тогда, когда существовал «мир 907-й поправки» — с его дискурсами, структурами, угрозами, интерпретациями. Но этот мир исчез. Он свернулся. А любая норма живёт только внутри мира, который её производит. Сегодня мир, способный производить 907-ю, более не существует. Внешняя политика США изменилась, эпистема Евразии изменилась, структура угроз изменилась, логика потоков изменилась.
Остаётся лишь довести этот процесс до его логического завершения — перевести 907-ю поправку из состояния «юридического фантома» в состояние полного нормативного небытия, когда она исчезает не как текст, а как возможность.
И именно это должна сделать азербайджанская дипломатия: оформить смерть нормы как естественный акт системы.
Чтобы трансформировать политическую предрасположенность Вашингтона к отмене 907-й поправки в финальный нормативный акт, азербайджанская дипломатия должна перейти в фазу инструментально направленного давления, действуя не через общие сигналы, а через точечную работу с ключевыми узлами американской институциональной машины. В условиях, когда поправка де-факто уже лишена политической опоры, решающим фактором становится правильная конфигурация влияния на конгрессионные комитеты, сенатские центры принятия решений и лоббистскую экосистему, формирующую контекст вокруг законопроекта.
Прежде всего необходимо понимать, что отмена 907-й — это не моральная, а процедурная операция, требующая точного воздействия на несколько критических точек в американской вертикали власти.
1. House Foreign Affairs Committee: операционный центр давления
HFAC — это ворота, через которые должен пройти законопроект о снятии ограничений. Главная задача Баку — обеспечить предварительное юрисдикционное согласование (preliminary jurisdictional clearance), устраняющее риск откладывания или рецессии инициативы.
Ключевые фигуры для давления:
Майкл Маккол (R–TX) — председатель HFAC, один из наиболее влиятельных архитекторов американской политики сдерживания Ирана.
Его миропонимание структурировано вокруг категории regional security interoperability, где Азербайджан рассматривается как необходимый компонент дуги безопасности Восточного Средиземноморья и Каспия.
Точка давления: предоставление Макколу конкретизированного security impact assessment, демонстрирующего, что сохранение 907-й создаёт окно возможностей для Ирана и одновременно снижает управляемость Среднего коридора.
Джо Вилсон (R–SC) — глава подкомитета MENA/CA.
Вилсон мыслит категориями logistics-centric diplomacy и геоэкономической конкуренции. Для него Азербайджан — это «критическая инфраструктура американского присутствия в Евразии».
Точка давления: вовлечение Вилсона в подготовку экспертной записки о стратегической уязвимости западных маршрутов в случае, если Конгресс продолжит удерживать 907-ю как символический барьер.
Грегори Микс (D–NY) — демпфер внутри демократов. Хотя исторически он воспринимался как проармянский, сегодня он действует в режимах policy trade-offs.
Точка давления: работа через финансовые и деловые круги Нью-Йорка; акцент на энергетических связях ЕС–Каспий, обеспечивающих снижение зависимости Европы от России — аргумент, который Микс воспринимает значительно сильнее, чем любые исторические нарративы.
2. Senate Foreign Relations Committee: главный барьер и главный прорыв
SFRC — это сердце, через которое проходит финальное политическое решение.
Этот комитет традиционно был опорным для армянского лобби, но сейчас он становится ареной стратегического переосмысления, где позиция сенаторов определяется не эмоциями, а логикой strategic cost–benefit analysis.
Критические акторы:
Джеймс Риш (R–ID) — главный республиканский архитектор внешнеполитической линии Сената.
Понимает геополитическую цену контроля над Евразийскими коридорами.
Точка давления:
предоставление разведывательных аналитических материалов (в рамках открытых источников), показывающих, что нормативная неопределенность (в форме существования 907-й) усиливает риски российско-иранской экспансии в Каспийском секторе.
Тед Круз (R–TX) — наиболее важный сенатор с точки зрения энергетической матрицы решения.
Для него вопрос 907-й — это не Кавказ, а энергетический суверенитет Европы, где Азербайджан выступает стабилизирующим фактором.
Точка давления:
разработка и подача через экспертов Техаса energy resilience brief, где описывается роль азербайджанских поставок как системообразующего фильтра против российской энергетической монополии.
Бен Кардин (D–MD) — потенциальный тормоз.
Он связан с армянскими структурами, но его слабое место — ориентация на compliance-парадигму и репутационную устойчивость США.
Точка давления:
аккуратная, рациональная, неэмоциональная коммуникация через think tanks, демонстрирующая, что сохранение 907-й не соответствует международному праву, так как основано на оценках, утративших фактическое содержание.
Кардин всегда поддерживает нормы, которые выглядят «юридически чистыми». Нужно показать, что 907-я — нормативно грязная.
3. Комитеты по ассигнованиям обеих палат: скрытый механизм
Закон может быть отменён не только прямым путём, но и бюджетной нейтрализацией.
Если комитеты по ассигнованиям включат в бюджетный пакет положения, размывающие или игнорирующие ограничения 907-й, то поправка фактически перестанет работать.
Точка давления:
работа через инфраструктурных и энергетических подрядчиков, имеющих интерес к проектам, проходящим через Азербайджан. Их влияние на комитет по ассигнованиям традиционно выше, чем влияние гуманитарных групп.
4. Лоббистская архитектура: правильный вектор и правильные инструменты
Азербайджан должен задействовать сетевую дипломатическую модель, основанную на мультиакторном взаимодействии: от think tanks до деловых ассоциаций.
Ключевые направления:
1. Про-израильские структуры. Это — самый мощный небюрократический рычаг влияния на Сенат и Палату представителей.
Аргумент:
устойчивость Азербайджана — ключевой элемент регионального баланса на фоне Ирана.
2. Энергетические консорциумы. Эти структуры отлично понимают, что нормативная нестабильность вокруг Азербайджана означает нестабильность поставок нефти и газа в Европу.
Аргумент:
907-я — это нормативный «вирус», создающий неопределённость для участников рынка.
3. Военно-аналитические центры.
Их роль — предоставление экспертных заключений, демонстрирующих, что существование 907-й снижает оперативную гибкость США.
5. Главная стратегия: перевод вопроса из политического в технический режим
Азербайджанская дипломатия должна добиться того, чтобы отмена 907-й воспринималась не как политический акт, а как техническая процедура нормализации законодательства, необходимая для синхронизации американского правового поля с реальностью.
Тогда сопротивление исчезнет: Конгресс не любит дорогостоящих и эмоциональных боёв вокруг норм, смысл которых уже никто не может объяснить.
Цель Баку — превратить 907-ю в то, чем она фактически является:
нормативный артефакт, мешающий функционированию американской внешней политики.
907-я поправка к Freedom Support Act представляет собой уникальный пример того, что можно обозначить как «нормативная инерция постбиполярной эпохи», когда юридическая форма продолжает существовать после исчезновения материальных структур, на которых она была основана. В логике международно-правовой герменевтики подобные нормы относятся к категории «десинхронизированных регулятивных фреймов», то есть текстуальных артефактов, утративших способность выражать и воспроизводить реальную конфигурацию сил, идентичностей и интересов. 907-я поправка представляет собой нормативное высказывание, чья интерпретационная матрица была погружена в конкретный политический дискурс начала 1990-х, но чья латентная структура более не коррелирует с актуальными параметрами региональной и глобальной политической системы.
Чтобы понять необходимость её демонтажа, следует рассматривать 907-ю поправку через призму метатеории международных режимов, где каждое нормативное установление существует в трёх измерениях: (1) онтологическом, (2) эпистемическом, (3) функциональном. Сегодня все три измерения находятся в состоянии системного распада.
Онтологическое измерение предполагает соответствие между нормативной конструкцией и реальной структурой международной среды. В момент принятия поправки существовал определённый конфликтный нарратив, в рамках которого она могла претендовать на онтологическую валидность. Однако современная геополитическая архитектура Южного Кавказа не просто изменилась — она претерпела структурную трансформацию, что в теории международных отношений называется «shift in regional security complex». Азербайджан восстановил территориальную целостность, конфликтная матрица ликвидирована как субъект международного права, региональная субсистема вошла в фазу асимметричной стабилизации, и прежние роли «агрессора» и «жертвы», искусственно поддержанные лоббистскими механизмами, утратили смысл. Онтологический фундамент поправки обрушился.
Эпистемическое измерение регулятивного режима связано с тем, насколько норма отражает действующие эпистемические сообщества. В 1990-е годы эпистемическое поле по региону формировалось под влиянием узкого сегмента активистских и этнополитических групп, обладавших доступом к американской политической инфраструктуре. Сегодня же доминирующими являются эпистемические сообщества безопасности, энергетики, логистики, а также трансатлантические экспертные сети, для которых 907-я поправка — не более чем когнитивный шум, не отражающий реальных структурных рисков и возможностей. Норма более не воспроизводит знание; она является эпистемическим пережитком.
Функциональное измерение касается способности нормы обеспечивать предсказуемость поведения акторов и снижать транзакционные издержки во внешнеполитической системе. Однако поправка создает прямо противоположный эффект: она увеличивает транзакционные издержки для США, вынуждая ежегодно задействовать механизм waiver, и вводит элемент нормативной фрагментации в отношении государства, которое является ключевым узлом геоэкономической связности Евразии. С точки зрения теории функционализма Эрнста Хааса, такие нормы являются «дисфункциональными элементами режима», подлежащими устранению для повышения эффективности межгосударственного взаимодействия. То есть поправка утратила свою функциональную полезность и перешла в фазу нормативной энтропии.
Чтобы ускорить её демонтаж, азербайджанская дипломатия должна действовать не в рамках классической внешнеполитической практики, а в парадигме «институциональной интеграции в многоуровневые центры принятия решений», соответствующей современным теориям полиархии (по Дахлю) и полицентрического управления (по Острому). Здесь критически важно корректное взаимодействие с узловыми институтами американской законодательной системы — прежде всего с теми, которые определяют легитимационную траекторию нормы.
Комитет по иностранным делам Палаты представителей функционирует как институциональный фильтр первичной нормативной адаптации, через который проходят регулятивные инициативы для соотнесения с внешнеполитическими приоритетами. С точки зрения институциональной социологии этот комитет воспроизводит модели когнитивной рациональности, основанные на категориях «стратегической релевантности» и «системного риска». Поэтому ключевые аргументы должны быть встроены в язык безопасности и геоэкономики, а не истории. Бричинг-коммуникация с председателем Макколом должна опираться на концепты «региональной дуги сдерживания» и «операциональной совместимости», показывая, что 907-я подрывает системную связность американской стратегии в Евразии.
Сенатский Комитет по международным отношениям выполняет роль метанормативного арбитра, который определяет, может ли конкретная норма быть интегрирована в долгосрочный стратегический нарратив США. Его члены действуют в разных парадигмах политической рациональности: Риш — в парадигме неореалистического соперничества великих держав; Круз — в парадигме энергетической секьюритизации; Кардин — в парадигме либеральной нормативной консистентности. В каждом случае аргументация должна переходить на уровень аксиоматического обоснования, то есть демонстрировать, что отмена поправки — это не действие, а следствие. Следствие изменения международной структуры, следствие трансформации регионального баланса, следствие нормативной логики, в которой фиктивные нормы не выдерживают теста на стратегическую рациональность.
Однако институциональная архитектура США предполагает и иной канал: комитеты по ассигнованиям обеих палат, которые часто выступают технократическими механизмами нормативной нейтрализации. Введение бюджетных формулировок, предусматривающих несовместимость существующих ограничений с программами безопасности, превращает поправку в «правовой фантом». Это соответствует концепции «юридического обнуления через функциональную несостоятельность», которая хорошо известна в сравнительном правоведении.
Параллельно должна быть активирована сетево-лоббистская инфраструктура, особенно те её элементы, которые способны воздействовать на когнитивную карту сенаторов и конгрессменов. Наиболее значимым из них является про-израильское лобби, структура восприятия которого основана не на символах и не на истории, а на моделях региональной стабильности и угроз. Встраивание отмены 907-й в их аналитический нарратив приводит к эффекту «когнитивного синергизма», когда норма начинает восприниматься как дисфункциональный элемент региональной архитектуры безопасности.
Заключительный шаг в метатеоретическом смысле заключается в переводе вопроса в состояние нормативной самодостаточности, когда отмена становится не политическим актом, а проявлением внутренней логики правовой системы. В теории международных норм это называется «переходом к постконвенциональной стадии», когда система сама устраняет дисфункциональные элементы.
Именно к такой стадии подошла 907-я поправка. Её демонтаж является не результатом давления, а проявлением логики исторического развития международной системы: когда региональная структура меняется, нормы, не отражающие её, неизбежно исчезают. Роль Азербайджана — ускорить автономное движение нормы к собственной отмене, действуя через институциональные узлы, когнитивные сообщества и лоббистские контуры.