Каким образом растущая зависимость Украины от внешних потоков официальной помощи, ограниченные бюджетные возможности Евросоюза и правовая неопределённость вокруг замороженных российских активов формируют новую архитектуру европейской макрофинансовой устойчивости и что это означает для стратегической жизнеспособности украинского государства в горизонте 2025–2027 годов?
Этот вопрос фиксирует три взаимосвязанных уровня системного напряжения:
первый — фискальная устойчивость Украины в условиях войны и внутренней структурной трансформации;
второй — институциональные пределы финансовой солидарности Евросоюза;
третий — правовые, геоэкономические и стратегические последствия использования замороженных российских активов, способных превратиться из тактического инструмента поддержки в системообразующий элемент европейской финансовой политики.
Эволюция украинской финансовой зависимости и роль Европы
С начала полномасштабной войны экономика Украины столкнулась с долговременной фискальной деформацией. По данным МВФ и Министерства финансов Украины, совокупные потребности в бюджетном финансировании выросли до уровней, характерных для стран в условиях масштабных гуманитарных и инфраструктурных кризисов. Только в 2024 году Киев получил 41,7 млрд долларов внешней поддержки; в 2025 году потребности составляют 39,3 млрд долларов, а в 2026 — уже 47 млрд долларов.
Евросоюз стал фактически системным донором последней инстанции. По данным Еврокомиссии, в рамках Ukraine Facility ЕС предоставил Украине свыше 17,3 млрд долларов только в 2024 году. При этом структура помощи смещается от грантов к кредитам, что увеличивает долговую нагрузку даже с учётом льготных условий.
США, Япония, Канада и международные финансовые институты также играют значимую роль, однако именно ЕС удерживает критическую позицию в архитектуре украинской макрофинансовой стабильности. Это объясняется тремя факторами:
первое — географической и политической близостью;
второе — институциональной готовностью ЕС предоставлять многосторонние льготные кредиты;
третье — наличием замороженных российских активов на территории Европейского союза, которые потенциально способны стать обеспечительной базой для репарационного кредита.
Именно этот третий фактор стал центральной точкой дискуссий перед 2025 годом.
Роль замороженных активов и новая европейская правовая дилемма
После начала войны страны ЕС, G7 и Австралия заморозили около 300 млрд долларов резервов Банка России. На территории Евросоюза находится приблизительно 210 млрд евро этих средств, из которых 140 млрд евро размещены в депозитарной системе Euroclear.
Первоначально ЕС и G7 договорились направлять в Украину прибыль от замороженных активов — эта модель стала основой программы Extraordinary Revenue Acceleration for Ukraine (ERA). В 2024 году в таком формате Киев получил 25,3 млрд евро.
Однако стратегическая «планка» украинских потребностей существенно выше: к концу 2024 года стало ясно, что доходов от активов недостаточно для покрытия бюджетного разрыва. На этом фоне Еврокомиссия предложила масштабный репарационный кредит — инструмент, обеспечением которого станут не доходы, а сами активы. Замысел опирается на принцип будущих репараций: Киев начнёт погашать кредит после получения репарационных выплат от Москвы.
Но именно эта схема вызвала сопротивление Бельгии, где расположен Euroclear. Брюссель заявил о необходимости коллективного распределения рисков между странами ЕС. Опасения связаны с возможными будущими судебными исками России и необходимостью компенсировать утраченные активы, если международные юридические процедуры примут решения не в пользу Евросоюза.
Юридическая природа замороженных активов не урегулирована окончательно. В международном праве отсутствует прямой прецедент использования активов центрального банка государства как обеспечения для третьей стороны в условиях продолжающегося конфликта. Международный суд ООН, Европейский суд по правам человека и Международный центр по урегулированию инвестиционных споров пока не имеют решений, создающих устойчивый правовой контур данной практики.
В результате Бельгия оказалась в центре системной правовой, финансовой и политической дилеммы.
Европейская финансовая усталость: фискальные риски для ес
Проблема далеко не ограничивается юридическими аспектами. Макроэкономическая ситуация в Европе формирует новые структурные ограничения.
Бюджеты большинства стран ЕС дефицитны. По данным Европейской комиссии, в 2024 году совокупный государственный долг ЕС превысил 89% ВВП, а оборонные расходы выросли до рекордных уровней за последние тридцать лет. Германия, Польша, скандинавские страны и государства Центральной Европы одновременно увеличивают военные бюджеты, выполняя обязательства по достижению или превышению порога НАТО в 2% ВВП.
В таких условиях каждая страна сталкивается с тройным бюджетным давлением:
рост внутренних социальных расходов;
рост военных расходов;
рост обязательств в поддержку Украины.
Модель прямых бюджетных грантов, работавшая в 2022–2023 годах, больше не является устойчивой. По словам министра по делам ЕС Швеции Йессики Розенкранц, «долгосрочная поддержка Украины не может полностью опираться на национальные бюджеты стран-членов».
Репарационный кредит рассматривался как инструмент, позволяющий снизить нагрузку на национальные бюджеты. Однако отсутствие консенсуса между странами ЕС делает этот механизм временно заблокированным.
Альтернативы — совместные займы или прямые бюджетные решения — сталкиваются с двумя проблемами:
стоимость заимствований ЕС растёт, повышая долговые обязательства;
политический консенсус по нагрузке на национальные бюджеты отсутствует.
Заём ЕС под коллективные гарантии создаст ежегодные выплаты по процентам на уровне около 5,6 млрд евро. Для многих стран это неприемлемо, учитывая внутренние фискальные ограничения.
Мистемная уязвимость украинского бюджета: между войной и социальной системой
Украина входит в 2025–2026 годы с высоким уровнем внутренней финансовой напряженности. Расходы на оборону составляют 27,2% ВВП — это один из самых высоких показателей среди государств мира, сравнимый с показателями Израиля в 1970-е годы или Ирака во время войны 1980-х.
Оборонные расходы занимают приоритетную позицию и в краткосрочной перспективе не могут быть сокращены. Это означает, что любые недополученные внешние ресурсы неизбежно приведут к снижению либо социальных выплат, либо финансирования ключевых гуманитарных программ.
Уже в конце 2024 года проявились первые признаки бюджетной перегрузки:
двухмесячные задержки выплат по программе «Национальный кэшбэк»;
приостановка программы аграрных грантов;
отказ от государственного финансирования медалей для школьников;
дополнительные поправки в бюджет для покрытия военных выплат, требующих перераспределения средств программы ERA.
По оценкам Министерства финансов Украины, ежегодная стоимость войны составляет около 120 млрд долларов. Из них половину обеспечивает государственный бюджет, а ещё 60 млрд долларов необходимо привлекать ежегодно извне.
Это формирует критическую зависимость Украины от макрофинансовой поддержки Запада в среднесрочном горизонте.
Международные стимулы и «проблема будущей жизнеспособности»: позиция МВФ
Международный валютный фонд становится ключевым арбитром устойчивости украинской макроэкономической архитектуры.
МВФ уже предоставил Украине 10,6 млрд долларов в рамках действующей программы EFF, однако дальнейшее финансирование зависит от стабильности среднесрочной бюджетной модели.
По данным Politico, три европейских дипломата и представитель Еврокомиссии подтвердили, что МВФ может отложить очередной транш на 8 млрд долларов, если ЕС не найдёт решение по репарационному кредиту или альтернативному механизму обеспечения Украины ликвидностью на 2025–2026 годы.
Для МВФ ключевым критерием является способность Украины сохранять платежеспособность без неконтролируемого роста государственного долга и без обвального сокращения социальных расходов. Это требует устойчивого и предсказуемого внешнего финансирования, которое в настоящее время отсутствует.
Таким образом, правовая дискуссия в Брюсселе стала фактором глобальной финансовой стабильности Украины.
Правовые основания и институциональные ограничения использования замороженных российских активов
Правовой контекст замороженных активов России остаётся ключевым фактором, определяющим позицию Бельгии и динамику принятия решений в ЕС. С момента заморозки активов в 2022 году юридические механизмы их использования развиваются в условиях отсутствия международных прецедентов.
Международно-правовой аспект. Согласно базовым нормам международного публичного права, активы центральных банков обладают иммунитетом — это принцип, закреплённый в Конвенции ООН о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности (2004). Хотя эта конвенция не ратифицирована всеми странами ЕС, принцип de facto признаётся частью международной практики. Он предполагает, что активы иностранного государства, в особенности его центрального банка, не подлежат аресту, взысканию или отчуждению без прямой юридической процедуры международного уровня.
Исключения из этого принципа крайне редки и, как правило, связаны с решениями Совета Безопасности ООН или международными судебными вердиктами в отношении государств, совершивших международные преступления — например, кейсы Ирака после 1990 года. Однако в отношении России СБ ООН парализован, а международные суды не вынесли решений, предполагающих конфискацию государственных активов.
В результате возникает правовой вакуум: государства ЕС могут использовать прибыль от активов, поскольку доход юридически принадлежит Euroclear, но не сам капитал. Это объясняет различие между программой ERA и предлагаемым репарационным кредитом.
Позиция Бельгии. Как юрисдикция Euroclear Бельгия несёт репутационные и юридические риски. В случае будущих судебных исков со стороны России или третьих государств именно бельгийские финансовые институты будут первыми ответчиками. Европейский суд по правам человека уже рассматривал схожие кейсы в отношении активов других государств, хотя и не в масштабе сотен миллиардов евро.
Брюссель потребовал солидарного распределения рисков: ЕС должен коллективно гарантировать возмещение, если международные инстанции обяжут вернуть активы или их часть. Однако Франция, Германия, Италия и ряд других государств не согласны с такой схемой, опасаясь превратить решение по Украине в долговое обязательство на десятилетия.
Таким образом, «дело Euroclear» отражает структурный конфликт внутри ЕС: между политической необходимостью поддерживать Украину и институциональной осторожностью в отношении долгосрочных правовых последствий.
Институциональный профиль Евросоюза: ограничения коллективного действия
Европейский союз работает в рамках уникальной институциональной архитектуры, совмещающей элементы межгосударственной и наднациональной логики. Поддержка Украины в данной структуре сталкивается с тремя ограничителями:
1. Правовой мандат ЕС на влияние на национальные бюджеты. Еврокомиссия не может принудить государства-члены к дополнительным расходам, если речь не идёт о программах, одобренных единогласно. Репарационный кредит требует именно такого согласия — что делает любой национальный вето-фактор разрушительным.
2. Разные внутренние политические циклы. В 2025–2026 годах Европы ждут череда выборов: во Франции, Польше, Австрии, Испании. Внутриполитическая динамика склоняет правительства к осторожности в принятии решений, связанных с долговой нагрузкой. Поддержка Украины остаётся популярной, но избиратели чувствительны к росту обязательств своих государств.
3. Ограниченный мандат на конфискацию суверенных активов. ЕС может конфисковать активы юридических лиц и частных лиц (как в рамках Санкционных режимов против России с 2022 года), но не активы государства. Это создаёт фундаментальный институциональный блок, который правительство Бельгии не желает обходить без юридических гарантий.
В результате Европейский союз оказался перед структурной дилеммой: перед лицом растущей зависимости Украины от макрофинансовой помощи и угрозы бюджетной дестабилизации Киев ЕС должен перейти к более рискованным финансовым инструментам, но институционально не готов к ним.
Геополитические последствия задержки репарационного кредита
Задержка с одобрением репарационного кредита — это не только финансовый, но и стратегический вызов. На уровне глобальной безопасности он создаёт несколько значимых последствий.
Первое — усиление стратегической неопределённости в Восточной Европе.
Страны Балтии, Польша, Финляндия и Чехия рассматривают финансовую устойчивость Украины как элемент собственной оборонной стратегии. Если Киев столкнётся с фискальным шоком в 2025 году, это создаст риск для всей линии сдерживания России в регионе. В докладах оборонных ведомств этих стран прямо говорится, что устойчивость Украины — ключевой фактор предотвращения эскалации.
Второе — изменение баланса влияния США и ЕС на украинскую повестку.
Поскольку США сокращают прямую грантовую поддержку, а их новый механизм помощи связан с тарифами на импорт из Китая и требует политического согласования, Европа становится главным донором Украины по умолчанию. Это смещает центры принятия решений из Вашингтона в Брюссель, что усиливает внутренние европейские противоречия.
Третье — усиление роли МВФ как арбитра жизнеспособности украинской экономики.
Если репарационный кредит не будет согласован, МВФ может пересмотреть параметры программы EFF. Это создаст новые требования по сокращению украинских расходов, что неминуемо ударит по социальному сектору и внутренней стабильности страны.
Четвертое — сигнал остальному миру о способности ЕС к коллективному действию.
Внешние акторы — Китай, Индия, страны Персидского залива — наблюдают за тем, способен ли ЕС выступать не как дискуссионный клуб, а как стратегический союз. Задержка с принятием решения может быть интерпретирована как структурная слабость Европы, что ослабит её глобальную переговорную позицию.
Структурные последствия для финансовой системы украины
С точки зрения макроэкономической модели Украины, вопрос о репарационном кредите является не техническим, а системным. Он определяет способность государства:
удерживать социальные выплаты в условиях войны;
поддерживать армию и оборонно-промышленный комплекс;
финансировать восстановление инфраструктуры;
проводить экономические реформы, требуемые МВФ.
Уже в 2024 году бюджет столкнулся с дефицитом, скрываемым внешним финансированием. Но в 2026–2027 годах нагрузка увеличится, поскольку:
- возрастут потребности в восстановлении разрушенной инфраструктуры;
- сохранится высокая стоимость обороны;
- объём грантов сократится, а кредиты будут расти;
- социальная система потребует дополнительных расходов на фоне демографического давления.
Верховная рада прогнозирует максимальный разрыв финансовых потребностей в 2027 году — когда неизвестно ни количество доноров, ни объём доступных программ поддержки.
Сценарный анализ и стратегические траектории 2025–2027
Сценарное моделирование позволяет оценить, какие макрофинансовые и геополитические последствия ожидают Украину и Европейский союз в зависимости от решения по репарационному кредиту. В стратегическом прогнозировании целесообразно выделить три ключевых сценария: оптимальный, инерционный и кризисный. Их анализ иллюстрирует системные возможности и пределы внешнего финансирования Украины.
Сценарий 1. репарационный кредит согласован и запущен (оптимальная траектория)
В этом сценарии страны ЕС находят юридическую формулу солидарных гарантий, а Бельгия получает институциональные гарантии компенсаций на случай возможных международных претензий. Репарационный кредит в объёме 140 млрд евро становится долгосрочным финансовым якорем для Украины.
Финансовая динамика.
– Украина получает до 40 млрд евро на покрытие бюджетного дефицита.
– 100 млрд евро направляются на оборонные нужды, что смягчает нагрузку на внутренний бюджет.
– МВФ подтверждает устойчивость финансовой модели Украины и предоставляет очередные транши без задержек.
– Социальные выплаты и гуманитарные программы стабилизируются.
Европейский контекст.
– ЕС демонстрирует способность к коллективному действию, укрепляя институциональную легитимность.
– Euroclear остаётся стабильным финансовым институтом, избегающим риска домино-эффектов на рынке ценных бумаг.
– Распределение рисков снижает внутриполитическое напряжение в отдельных странах ЕС.
Геополитическое измерение.
– Восточноевропейские государства получают стратегический сигнал устойчивости западной коалиции.
– Украина сохраняет способность поддерживать оборонные операции без структурных бюджетных сокращений.
– Россия сталкивается с долговременным финансовым давлением и утратой контроля над значительной частью своих резервов.
Вероятность реализации: умеренная.
Основной фактор риска — поиск юридически безупречной формулы гарантий, который может затянуться.
Сценарий 2. компромиссный: репарационный кредит не согласован, но включены альтернативные механизмы (инерционная траектория)
Страны ЕС не могут единогласно согласовать репарационный кредит, однако запускают комбинированные инструменты:
совместные заимствования ЕС;
увеличение прямых взносов национальных бюджетов;
расширение программы ERA за счёт доходов от активов.
Этот сценарий не решает проблему полностью, но позволяет удержать Украину от финансового кризиса в ближайшие 12–18 месяцев.
Финансовая динамика.
– Украина получает лишь часть требуемых ресурсов.
– Бюджетное давление на ЕС усиливается: до 5,6 млрд евро ежегодных процентных выплат.
– МВФ требует корректировок украинского бюджета, что приводит к снижению социальных расходов.
Европейский контекст.
– Отсутствие единогласия подрывает внутреннюю интеграцию ЕС.
– Страны с высокими взносами усиливают политическое давление на партнеров.
Геополитическое измерение.
– Устойчивость Украины сохраняется, но её финансовые возможности ограничены.
– Россия получает пространство для информационно-политических интерпретаций, делая акцент на «усталости Европы».
Вероятность реализации: высокая.
Это наиболее вероятная траектория в условиях институциональной многослойности ЕС.
Сценарий 3. финансовая дестабилизация (кризисная траектория)
Репарационный кредит не согласован, альтернативные механизмы помощи не найдены, США предоставляют лишь ограниченные ресурсы, а МВФ откладывает транши.
Финансовая динамика.
– Украина сталкивается с нехваткой средств уже в начале 2026 года.
– Социальные программы сворачиваются, задерживаются пенсии и выплаты по ключевым гуманитарным направлениям.
– Финансирование армии требует перераспределения ресурсов из социальных статей, что создаёт внутреннюю нестабильность.
Европейский контекст.
– ЕС получает репутационный ущерб из-за неспособности обеспечить устойчивость партнёра.
– Евросоюз сталкивается с ростом политического давления со стороны восточных государств-членов, требующих быстрых решений.
– Снижается доверие международных финансовых институтов к способности ЕС обеспечивать макрофинансовую стабильность соседних государств.
Геополитическое измерение.
– Россия получает стратегическое окно возможностей.
– Риски дестабилизации в Восточной Европе усиливаются.
– Позиции НАТО и ЕС в регионе ослабляются.
Вероятность реализации: низкая, но последствия — максимальные.
Этот сценарий рассматривается экспертами как угроза системного уровня, сопоставимая с финансовыми кризисами регионального типа.
Стратегические последствия для Европы и мировой политической архитектуры
Анализ показывает, что вопрос финансирования Украины выходит за рамки региональной политики. Он затрагивает три глобальных процесса:
1. Трансформацию роли ЕС в мировой системе.
Способность ЕС поддерживать партнёра в условиях войны определяет его статус как стратегического актора. Репарационный кредит является индикатором того, способна ли Европа переходить от экономической модели к геополитической.
2. Пересмотр международного финансового права.
Использование активов центрального банка государства в качестве обеспечения кредита фактически открывает новую юридическую категорию. Это может стать прецедентом, изменяющим основы функционирования суверенных активов.
3. Эволюцию механизмов послевоенного восстановления.
Украинский кейс станет моделью для будущих конфликтов: от финансирования до управления рисками. Механизмы ERA и потенциальный репарационный кредит создают новую архитектуру глобальных восстановительных инструментов.
Выводы
Совокупность макрофинансовых, правовых и геополитических факторов показывает, что устойчивость Украины в горизонте 2025–2027 годов напрямую зависит от способности ЕС и международных партнёров создать предсказуемую архитектуру финансирования.
Украина сталкивается с уникальной бюджетной нагрузкой: ежегодная стоимость войны достигает 120 млрд долларов, из которых 60 млрд приходится искать извне. Задержка с репарационным кредитом усиливает риски бюджетного шока, снижая возможности поддержания социальных и оборонных расходов.
Для Евросоюза решение по активам становится тестом на институциональную зрелость. Способность справиться с юридическими и финансовыми вызовами определит его роль в международной системе. Неспособность — ослабит стратегическую позицию ЕС в ближайшие годы.
Стратегические рекомендации
Для Евросоюза:
– сформировать юридический механизм солидарных гарантий по рискам использования замороженных активов;
– расширить мандат наднациональных институтов для проведения внешних финансовых операций;
– усилить координацию между военными и финансовыми программами поддержки Украины.
Для Украины:
– диверсифицировать источники внешних заимствований;
– выстроить долгосрочные механизмы социальных выплат, не зависящие от единственного канала финансирования;
– укреплять взаимодействие с МВФ для обеспечения предсказуемости бюджетного планирования.
Для международных институтов:
– разработать правовой прецедент использования суверенных активов в условиях международных конфликтов;
– создать многосторонний гарантийный фонд для распределения рисков между донорами.