В октябре 2025 года китайская политическая система содрогнулась от события, которое уже называют крупнейшей военной чисткой со времен Культурной революции. Девять высших генералов, включая заместителя председателя Центрального военного совета (ЦВС) Хэ Вэйдуна — второе лицо в иерархии Народно-освободительной армии Китая (НОАК) после Си Цзиньпина, — были исключены из Коммунистической партии и переданы под следствие за «серьезные дисциплинарные нарушения» и «преступления, связанные с огромными суммами денег».
Это не просто уголовное дело. Это глубокий срез политической анатомии современного Китая. За сухими формулировками скрывается куда более масштабная история — о хрупкости и силе системы, о внутреннем страхе власти перед автономией армии и о том, как чистки в Пекине отражаются на глобальном стратегическом балансе.
В Пекине началась крупнейшая за последние десятилетия чистка в верхах Народно-освободительной армии Китая. Коммунистическая партия КНР исключила сразу девять высших генералов из своих рядов и вооруженных сил — событие, которое уже называют самым громким ударом по военной элите со времен Мао. Формально власти объясняют происходящее борьбой с коррупцией: в заявлении министерства обороны говорится, что все они подозреваются в «серьезных должностных преступлениях, связанных с чрезвычайно крупными суммами и крайне вредными последствиями». Однако за антикоррупционной риторикой ясно просматривается политический подтекст — это не просто борьба со взяточничеством, а масштабная зачистка, направленная на укрепление личной власти Си Цзиньпина и превращение армии в полностью лояльный инструмент его стратегии.
Чистка совпала по времени с подготовкой к важнейшему событию в политическом календаре Китая — пленумом Центрального комитета, на котором будут обсуждаться долгосрочные экономические приоритеты страны и утверждаться новые члены высшего партийного руководства. Удар по старой военной гвардии накануне заседания выглядит как превентивная мера: устранение любых потенциальных центров влияния и возможных очагов нелояльности в ключевой опоре режима — вооруженных силах.
Список исключенных поражает масштабом и статусом. Среди них — фигуры, определявшие стратегию и политику НОАК на протяжении последних лет:
- Хэ Вэйдун — заместитель председателя Центрального военного совета, второй человек в армии после Си Цзиньпина;
- Мяо Хуа — начальник департамента политической работы ЦВС;
- Хэ Хунцзюнь — первый заместитель начальника департамента политической работы ЦВС;
- Ван Сюбинь — первый заместитель начальника Объединённого оперативного командного центра ЦВС;
- Линь Сянъян — командующий Восточным театром военных действий;
- Цинь Шутун — политический комиссар Сухопутных войск;
- Юань Хуачжи — политический комиссар ВМС;
- Ван Хоубинь — командующий Ракетными войсками;
- Ван Чуньнин — командующий Войсками народной полиции.
Самая громкая фигура в этом списке — Хэ Вэйдун, считавшийся вторым человеком в китайской армии и членом Политбюро. Это первый случай за многие годы, когда под следствие попал действующий член высшего партийного органа. Его исчезновение из публичного пространства еще весной вызвало волну слухов о надвигающейся расправе — и теперь они подтвердились официально.
Пекин называет происходящее «значительным достижением» в борьбе с коррупцией, но многие наблюдатели рассматривают это как политическую операцию по зачистке верхушки армии. Си Цзиньпин говорит о «самоочищении партии», которая должна стать «чистой, дисциплинированной и способной править бесконечно долго». Но цена этой «чистоты» очевидна: система становится более управляемой и покорной, но одновременно — более хрупкой, осторожной и подавляющей инициативу.
В преддверии пленума ЦК, намеченного на 20 октября, внимание приковано к тому, кто появится в зале заседаний и сколько кресел окажутся пустыми. Масштаб репрессий против высших военных может стать индикатором глубины политической турбулентности, в которую входит современный Китай.
Внутренний фокус: армия как зеркало политической системы
1.1. НОАК — не просто армия. Чтобы понять масштабы и значение нынешней чистки, нужно выйти за пределы привычного восприятия армии как силового инструмента. В китайской политической системе НОАК — это не просто вооруженные силы, это структурный столп режима, «железный кулак» партии. С самого основания КНР действует принцип, сформулированный Мао Цзэдуном: «партия командует ружьем».
Этот принцип — не риторика. Он встроен в конституцию, в структуру власти, в политическую ДНК Китая. Армия не является государственным институтом в западном понимании — она является вооруженным крылом партии. Лояльность НОАК партийной линии, а не конституции или государству, — краеугольный камень устойчивости режима.
Именно поэтому чистка в армии — это не «внутриведомственное расследование». Это всегда политическое действие. И нынешний масштаб показывает, что речь идёт не о борьбе с коррупцией в привычном смысле, а о системной операции по переформатированию баланса сил в военной элите.
1.2. Хэ Вэйдун: символ эпохи и её падения. Падение Хэ Вэйдуна — не рядовой эпизод. Это первый случай с 1970-х годов, когда под следствие отправлен действующий заместитель председателя ЦВС. Его путь — отражение всей логики современной военной вертикали Китая.
Хэ был близок к Си Цзиньпину ещё со времен их службы в Фуцзяне и Чжэцзяне в 1990-е годы. Его стремительное продвижение — от командующего Восточным театром, отвечающим за операционное направление против Тайваня, до вице-председателя ЦВС в 2022 году — стало символом персоналистской эпохи Си. Его роль в планировании масштабных учений вокруг Тайваня в ответ на визит Нэнси Пелоси в 2022 году рассматривалась в Вашингтоне как сигнал решимости Пекина идти на силовой сценарий.
Именно поэтому его падение — это не просто устранение фигуры, запятнавшей себя коррупцией. Это демонтаж целой линии внутри военной элиты, имевшей собственную стратегическую повестку и, возможно, собственные представления о границах партийного контроля.
1.3. «Коррупция» как эвфемизм политического бунта. Формулировки обвинений, выдвинутых против Хэ и его соратников, заслуживают особого внимания. За привычными выражениями вроде «серьезные нарушения дисциплины» скрываются куда более опасные конструкции: «подрыв принципа "партия командует оружием"», «ущерб единоначалию Председателя ЦВС», «нарушение политической преданности».
Это не язык антикоррупционных дел. Это язык внутрипартийных процессов 1930–1950-х годов — язык борьбы с фракциями, подозреваемыми в нелояльности.
Что это означает? Во-первых, что Пекин подозревает существование внутри армии организованной фракции, которая стремилась создать «армию внутри армии» — автономные центры влияния, не подчиненные напрямую Си Цзиньпину. Во-вторых, что чистка имеет профилактический характер: она не просто наказывает прошлые нарушения, но и предупреждает возможные действия в будущем — от сопротивления кадровым перестановкам до саботажа стратегических решений.
1.4. Власть без страховки: логика превентивной централизации. С 2012 года, когда Си Цзиньпин возглавил КНР, более 13 тысяч офицеров и чиновников НОАК были уволены, отстранены или осуждены. Среди них — два министра обороны (Вэй Фэнхэ и Ли Шанфу), десятки командующих округами, руководители стратегических родов войск.
Эти цифры говорят о том, что нынешняя чистка — не эпизод, а часть системной стратегии. Она направлена на то, чтобы устранить любую возможность появления альтернативных центров силы. В персоналистской системе власть не терпит «страховок» — всё должно быть замкнуто на фигуру лидера.
Это делает систему более управляемой, но одновременно — более уязвимой. Как заметил исследователь Нил Томас из Asia Society Policy Institute, «цена власти Си в том, что система становится чище и дисциплинированнее, но также более осторожной — и временами более хрупкой».
Внешний фокус: как чистка в НОАК меняет стратегию Китая и глобальный баланс сил
2.1. Переучреждение власти как инструмент внешней политики. В китайской политической культуре внутреннее и внешнее никогда не разделялись жёсткой границей. Каждое крупное внутреннее решение имеет внешнеполитический вектор. Масштабная чистка в НОАК не исключение — напротив, она является элементом стратегического редизайна, направленного на то, чтобы повысить управляемость армии в условиях растущего внешнего давления и обострения глобальной конкуренции.
Си Цзиньпин неоднократно заявлял о «двух столетних целях» — превращении Китая к 2049 году в ведущую мировую державу и завершении «великого национального возрождения». Для их реализации военная составляющая не менее важна, чем экономическая. В этом смысле устранение нелояльных генералов — это не просто акт внутренней гигиены, а стратегическое действие, нацеленное на укрепление инструмента внешней политики.
НОАК должна быть не просто сильной и современной — она должна быть предсказуемой и абсолютно подконтрольной. Именно это качество становится критически важным в преддверии потенциальных кризисов — прежде всего, вокруг Тайваня и в Южно-Китайском море.
2.2. Тайвань как лакмус новой военной конфигурации. Главным направлением, где последствия чистки проявятся первыми, остаётся Тайвань. Восточный театр НОАК, которым ранее командовал Хэ Вэйдун, играет ключевую роль в возможной операции по «воссоединению» острова с материком.
Согласно данным Пентагона, именно Хэ курировал масштабные учения августа 2022 года, ставшие ответом на визит Нэнси Пелоси в Тайбэй. Эти учения — крупнейшие в истории операций НОАК вблизи острова — включали моделирование морской и воздушной блокады и нанесение ударов по целям, имитирующим инфраструктуру Тайваня.
Удаление Хэ и его ближайших соратников имеет несколько стратегических последствий:
- Военная вертикаль в зоне Тайваня будет перестроена под абсолютный контроль Си. Новый командующий Восточным театром получит гораздо меньше автономии и больше политических ограничителей.
- Планирование возможной операции станет более централизованным и политизированным. Это может сократить риск «самодеятельности» генералов, но и снизить гибкость на оперативном уровне.
- Пекин может пересмотреть календарь действий. Если ранее существовали предположения о возможном силовом сценарии до 2030 года, то сейчас логика может измениться: Си будет стремиться к тому, чтобы к моменту начала операции армия представляла собой идеально управляемый инструмент, свободный от внутренних трений.
Таким образом, чистка не отменяет тайваньского сценария, но отодвигает его в пользу стратегической консолидации. В логике китайского руководства захват Тайваня — это не просто военная операция, это акт политического символизма, и потому его невозможно доверить системе, где существует риск фракционного саботажа.
2.3. Южно-Китайское море и проекция силы. Второй ключевой театр, где влияние чистки будет значительным, — это Южно-Китайское море. Контроль над этим регионом — не только вопрос безопасности морских путей, но и важнейший элемент стратегии Китая по вытеснению США из западной части Тихого океана.
Ранее здесь наблюдалась определённая автономия военного командования, особенно на уровне флота и ВМС. Именно командующие морскими силами активно продвигали агрессивные тактики «серой зоны» — использование береговой охраны и гражданских судов для давления на Вьетнам, Филиппины и Малайзию.
Чистка может привести к трем изменениям:
- Упор на «умную эскалацию», когда решения о применении силы будут приниматься не на уровне флота, а на уровне Центрального военного совета. Это повысит стратегическую скоординированность действий.
- Усиление акцента на координацию с дипломатией — Пекин стремится не только к военному доминированию, но и к тому, чтобы его действия не сорвали экономические отношения с АСЕАН.
- Возможный переход к новым форматам давления, включая кибероперации и экономическое принуждение, как часть гибридной стратегии.
В результате Южно-Китайское море может стать примером нового типа китайской мощи: менее хаотичной, более управляемой, но и более методичной.
2.4. Сигналы Вашингтону и союзникам США. Чистка в НОАК — это также политический сигнал вовне. В условиях растущей конфронтации с США Пекин демонстрирует, что готов «закрыть внутренний фронт» и минимизировать любые риски внутренней нестабильности.
Для Вашингтона это сообщение двойственное. С одной стороны, оно указывает на то, что Китай воспринимает конкуренцию всерьез и готовит систему к долгосрочной конфронтации. С другой — оно показывает и уязвимость: если Си вынужден устранять высшее командование, значит, внутри элиты есть сомнения в его стратегии.
Это особенно важно в контексте усиливающегося американо-японско-австралийского альянса AUKUS и новой архитектуры безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе. С 2023 года США и их союзники нарастили совместные учения вблизи Тайваня и Южно-Китайского моря на 27%, а их расходы на военное присутствие в регионе достигли 140 млрд долларов в год.
На этом фоне Китай демонстрирует: НОАК будет очищена, дисциплинирована и полностью готова к противостоянию с объединенными силами Запада.
2.5. Влияние на ядерную стратегию Китая. Менее очевидный, но крайне важный аспект — возможные изменения в китайской ядерной доктрине. Среди уволенных фигур был командующий Ракетными силами Ван Хоубин — структура, отвечающая за стратегические ядерные силы Китая.
Это особенно чувствительная сфера, поскольку Пекин активно расширяет свой ядерный арсенал. По данным Пентагона, к 2030 году Китай планирует увеличить количество боеголовок с нынешних 500 до более чем 1000.
Удаление командующего Ракетными силами может говорить о желании Си усилить личный контроль над ядерной стратегией. Возможные последствия:
- Усиление политического контроля над применением ядерного оружия, что повысит управляемость, но может снизить реактивность.
- Возможная корректировка доктрины “минимального сдерживания” в сторону более гибкой концепции, приближенной к российской и американской.
- Пересмотр стратегий развёртывания — в частности, в контексте конфликта вокруг Тайваня и возможного вовлечения ядерного фактора как средства политического давления.
2.6. Сценарное моделирование: три пути после чистки. Нынешняя ситуация открывает три базовых сценария развития китайской стратегии в ближайшее десятилетие.
Сценарий 1. «Монолитный Китай». Си добивается полной консолидации контроля над НОАК, устраняя все фракции. Армия становится максимально предсказуемой и политически лояльной. Это открывает путь к более агрессивной внешней политике, включая силовой сценарий по Тайваню в 2030–2035 гг. и активное противостояние с США в Индо-Тихоокеанском регионе.
Сценарий 2. «Хрупкий гигант». Чистки подрывают инициативу в армии и приводят к скрытому саботажу, снижению профессионализма и рискам ошибок. Пекин вынужден откладывать активные операции, концентрируясь на укреплении внутренней стабильности. Это может снизить угрозу Тайваню в краткосрочной перспективе, но повысить её в долгосрочной.
Сценарий 3. «Управляемая трансформация». Си использует чистку для формирования новой военной элиты, сочетающей лояльность и компетентность. Китай проводит модернизацию армии, создаёт высокотехнологичную силу и делает ставку на гибридные методы давления. Тайваньский сценарий остаётся на повестке, но реализуется в более сложной, многоуровневой форме — с кибероперациями, блокадами и экономическим шантажом.
Чистка в НОАК — это не «внутреннее дело Китая». Это событие, которое напрямую влияет на архитектуру глобальной безопасности. Оно показывает, что Китай вступает в новую фазу своего восхождения — фазу, где внутреннюю консолидацию рассматривают как необходимое условие для внешней экспансии.
С одной стороны, это делает Пекин более опасным конкурентом: его армия может стать не только сильной, но и идеально управляемой. С другой — это раскрывает его уязвимости: зависимость от одной политической воли, страх перед автономией институтов, риски самоцензуры внутри элиты.
Для США, Европы и Азии это означает необходимость новой стратегии взаимодействия с Китаем — стратегии, учитывающей не только его силу, но и его внутренние слабости. Для мира это сигнал о том, что эпоха «восхода Китая» переходит в эпоху концентрации власти, а вместе с ней — в новую эпоху мировой конкуренции.
Внешняя проекция: что делать ключевым игрокам
Главная гипотеза этого раздела: масштабная чистка в НОАК — это не бытовая антикоррупционная кампания, а политико-организационное переформатирование военной машины под более жесткую централизованную модель принятия решений. Это снижает вероятность несанкционированной эскалации на тактическом уровне и повышает вероятность целенаправленной эскалации на стратегическом уровне, когда решение исходит от узкого, дисциплинированного центра. У внешних акторов появляется окно для тонкой калибровки политики, пока Пекин занят внутренним «уплотнением командных контуров» и рекалибровкой своих театров — Тайвань, Южно-Китайское море, Ракетные силы.
1) США: сдерживание против хрупкости
Задача. Сохранить стратегическое сдерживание в Индо-Тихоокеанском регионе без провоцирования централизованной, «политически чистой» НОАК на демонстративную силовую операцию в ближайшие 2–3 года.
Рекомендации.
– Тихая, но ощутимая демонстрация связности AUKUS и союзов, особенно в области ПРО и противоракетной обороны.
– Создание «окон деэскалации» через постоянные каналы между флотами США и Китая для предотвращения случайных инцидентов.
– Экономическая «модуляция давления»: поэтапный экспортный контроль без шоковых решений, способных подтолкнуть Китай к авантюрам.
– Усиление асимметричных возможностей Тайваня в ПВО, киберзащите и мобильных вооружениях.
– Коммуникация с Пекином на языке стратегической двусмысленности: твёрдая приверженность статус-кво без прямых красных линий.
2) Европейский союз: стратегическая автономия без иллюзий
Задача. Сохранить доступ к китайскому рынку и технологиям, не финансируя неявно ускоренную модернизацию НОАК и не повышая уязвимость критической инфраструктуры ЕС.
Рекомендации.
– Проводить секторальный «де-рискинг», особенно в энергетике, транспорте и высоких технологиях, усилив контроль за двойным назначением.
– Ставить приоритет на кибербезопасность и стандарты 5G/6G, синхронизируя их с НАТО.
– Активно развивать дипломатические инициативы с АСЕАН и создавать новые логистические и экологические форматы сотрудничества.
– Расширять экономический и технологический диалог с Тайванем в сфере ИТ-безопасности и цепочек поставок.
3) Турция: баланс Черного моря и удлиненный рычаг в Азии
Задача. Максимизировать роль многоходового посредника между Западом и Востоком, сохранив стратегическую автономию и усилив военно-промышленный потенциал.
Рекомендации.
– Институционализировать консультации по ПРО, ПВО и БПЛА в Черном море.
– Продвигать проекты «умных портов» и кибербезопасности терминалов, снижая технологическую зависимость.
– Умеренно развивать сотрудничество с АСЕАН в судостроении и логистике.
– Создавать новые каналы кооперации с Тайванем и Южной Кореей на уровне поставщиков второго и третьего порядка.
4) Россия: соблазн зависимости
Задача. Сохранить доступ к китайским рынкам и технологиям, не превращаясь в периферию и сохранив минимальный стратегический маневр.
Рекомендации.
– Диверсифицировать восточный вектор через Индию, Вьетнам и Индонезию.
– Снизить зависимость от серого импорта и повысить комплаенс, чтобы не стать риском для китайской стороны.
– Локализовать производство базовых компонентов и сосредоточиться на «малых победах» в ВПК.
Горизонт 3–5 лет: основные выводы
– Тайваньский сценарий, скорее всего, будет отложен до завершения внутренней консолидации НОАК в 2026–2028 годах.
– В Южно-Китайском море Пекин перейдет от импровизации к методичной и политически согласованной тактике.
– Усиление контроля над Ракетными силами может привести к тонкой корректировке ядерной доктрины.
– ВПК и гражданские отрасли Китая будут все теснее переплетены, и экспортный контроль станет постоянным инструментом политики.
– Пока Пекин занят внутренними перестановками, у внешних игроков есть время укрепить стандарты безопасности, киберустойчивости и логистики.