14 октября 2025 года мир вновь стал свидетелем события, которое раньше считалось пережитком XX века: военные на Мадагаскаре объявили о захвате власти и роспуске государственных институтов. Полковник Майкл Рандрианирина, представитель элитного корпуса CAPSAT, выступил по национальному радио и заявил: «Мы взяли власть». На улицах Антананариву, где протесты молодежи длились уже несколько недель, солдаты взяли под контроль президентский дворец, а глава государства Андри Радзуэлина, по данным СМИ, покинул страну.
Это был не просто очередной африканский переворот. Это — сигнал о глубинной трансформации всей архитектуры власти на континенте, о размывании старых постколониальных форм политического управления и о новой волне идеологических и геополитических столкновений. Вопрос, который стоит сегодня перед аналитиками: является ли Мадагаскар частным случаем внутреннего кризиса или симптомом системного процесса — переформатирования Африки как стратегического пространства XXI века?
Ответ на него имеет значение далеко за пределами Индийского океана. От стабильности и вектора развития Мадагаскара зависят морские маршруты в Южной Азии и Восточной Африке, баланс сил в акватории, через которую проходит до 30% мировых контейнерных перевозок, и долгосрочная стратегия таких игроков, как США, Китай, Индия и Франция.
Исторический контекст: 16 лет спустя — круг замкнулся
Символизм произошедшего трудно переоценить. В 2009 году тот же корпус CAPSAT поддержал мэра Антананариву Андри Радзуэлину в его приходе к власти через военный переворот. Тогда это казалось экстраординарным эпизодом — кризисом переходного периода в молодой демократии. Сегодня же те же самые силы, которые возвели Радзуэлину на вершину, снесли его власть.
Это не только ирония истории — это показатель цикличности африканских политических процессов. С 1950-х годов на континенте произошло более 220 военных переворотов, из которых около 45 — в XXI веке. Только за последние три года Африка пережила не менее 9 успешных или неудачных военных путчей — от Мали и Буркина-Фасо до Габона и Нигера.
Мадагаскар — это 11-я по площади страна Африки с населением около 30 миллионов человек, обладающая богатейшими запасами никеля, кобальта и графита — ключевых материалов для «зеленой» энергетики и производства аккумуляторов. Кроме того, она занимает стратегическое положение на стыке маршрутов из Индийского океана в Южную Атлантику и на южный фланг Африканского рога. Контроль над ней — это не только внутренняя политика, но и вопрос глобальной геоэкономики.
Протест как симптом поколенческого разлома
Триггером кризиса стали массовые выступления молодежи — так называемого поколения Z, выросшего в условиях цифровой глобализации и хронической бедности. По данным Всемирного банка, более 75% населения Мадагаскара живет менее чем на 2 доллара в день, а уровень безработицы среди молодежи превышает 32%.
Движение, начавшееся как социальный протест против коррупции и неэффективности власти, быстро переросло в политическое. Оно требовало отставки президента, проведения досрочных выборов и перезапуска всей системы управления. Поддержав это движение, армия вышла за рамки традиционной роли силового института и позиционировала себя как инструмент «восстановления народной воли» — риторика, которая всё чаще сопровождает африканские перевороты нового поколения.
Исследовательский вопрос и рамка анализа
Исходя из этого, ключевой исследовательский вопрос статьи формулируется так:
Является ли военный переворот на Мадагаскаре частью системного процесса трансформации африканских режимов в эпоху глобальной конкуренции и смены поколений — и как это изменит баланс сил на Индийском океане и в мировой политике?
Ответ на него требует многоуровневого анализа — от внутренней динамики мадагаскарской политики до глобальной борьбы за влияние на Африканский континент. Следующие части статьи будут посвящены именно этому:
– внутренние причины кризиса и особенности «нового военного интервенционизма»
– роль внешних игроков и геоэкономическое значение Мадагаскара
– сценарии развития ситуации и их последствия для региональной и мировой архитектуры безопасности
– стратегические рекомендации для государств и институтов
Военные перевороты нового типа: от «силового захвата» к «инструменту социальной трансформации»
То, что происходит на Мадагаскаре сегодня, — это не классический путч времён холодной войны, когда армия, ведомая личными амбициями генералов или внешним влиянием, просто смещала власть и устанавливала военную диктатуру. Современные африканские перевороты всё чаще носят социально-политический характер и стремятся легитимироваться как ответ на народный запрос.
Полковник Майкл Рандрианирина в своём заявлении подчеркнул: «Движение возникло на улицах, и мы должны уважать их требования». Это не случайная риторика. Армия стремится позиционировать себя не как «узурпатора власти», а как арбитра в кризисе легитимности, как временного хранителя переходного периода. Отсюда и обещания сформировать гражданское правительство и провести выборы в течение «18 месяцев — двух лет».
Этот подход соответствует более широкому тренду: военные перевороты XXI века всё чаще совершаются не против общества, а вместе с ним. Они становятся инструментом политической перезагрузки в условиях, когда существующие институты не справляются с растущими вызовами — от демографического давления до неравенства и деградации государственных служб.
4. Крах постколониальной модели и кризис легитимности государства
Корни политической нестабильности на Мадагаскаре уходят глубже, чем личность Радзуэлины или специфика нынешнего кризиса. Страна — типичный пример постколониального государства, институты которого были построены не для развития, а для управления.
Эта модель, унаследованная от Франции и воспроизведённая местными элитами, предполагала, что власть концентрируется в узком кругу — чаще всего вокруг президента и его окружения. Политическая конкуренция носила декоративный характер, парламент играл второстепенную роль, а судебная система оставалась зависимой.
На протяжении десятилетий этот порядок поддерживался компромиссом между элитами и армией, который можно описать как «авторитарную стабильность». Но в XXI веке этот баланс стал разрушаться. С одной стороны, усилилась демографическая и социальная нагрузка: население Мадагаскара с 2000 года выросло почти вдвое, а экономическая база не успела за этим ростом. С другой — глобализация и цифровая революция радикально изменили общественные ожидания: население больше не готово мириться с коррупцией, неравенством и авторитаризмом.
Согласно опросам Afrobarometer, проведённым в 2024 году, 71% мадагаскарцев считают, что их правительство «не представляет интересы народа», а 62% выступают за коренную реформу политической системы. Это — не электоральное недовольство, а кризис легитимности государства как такового. И именно он создал ту среду, в которой военный переворот стал восприниматься не как нарушение порядка, а как способ его восстановления.
5. Внутренние элитные расколы: армия как политический игрок
Важнейшим фактором, приведшим к падению режима Радзуэлины, стал раскол внутри элиты, прежде всего между президентской администрацией и силовыми структурами. Корпус CAPSAT, ключевой компонент мадагаскарской армии, давно играл роль «гаранта стабильности» и имел собственные политические амбиции.
Изначально лояльный Радзуэлине, корпус стал дистанцироваться от президента на фоне усилившейся коррупции в правительстве, скандалов с распределением контрактов на добычу кобальта и никеля и падения уровня жизни офицерского состава. Попытка президента заменить часть командования и сократить военный бюджет на 12% в 2024 году лишь ускорила отчуждение.
Внутри элиты сформировались три центра силы:
– президент и его окружение, стремящиеся удержать власть любой ценой;
– армейское командование, позиционирующее себя как «национальный спаситель»;
– новые гражданские движения, выступающие за радикальную демократизацию.
Падение Радзуэлины стало следствием столкновения этих трёх сил, при котором армия оказалась в выигрышном положении — обладая монополией на силу и поддержкой улицы, она смогла навязать свою повестку.
6. Цепная реакция и африканский контекст: не исключение, а правило
Важно подчеркнуть: кризис на Мадагаскаре не уникален. Он вписывается в более широкий африканский тренд последних лет. В 2020–2025 годах континент пережил волну военных переворотов — в Мали, Гвинее, Буркина-Фасо, Нигере, Судане, Чаде и Габоне. Общая черта всех этих случаев — крах постколониальной модели государства, усиление социального давления и неспособность элит адаптироваться к новым условиям.
Мадагаскар стал лишь очередным звеном этой цепи. Но его значение выходит за рамки национальной политики. В отличие от Сахеля или Центральной Африки, это государство располагается в Индийском океане — пространстве, которое становится одной из ключевых арен глобальной конкуренции. Поэтому события в Антананариву будут иметь последствия далеко за пределами острова.
Промежуточный вывод: внутренние причины переворота на Мадагаскаре — это не только экономическая деградация и политическая слабость. Это результат столкновения старой постколониальной модели с новым поколением, новой социальной энергией и новой логикой политического действия, в которой армия перестаёт быть просто силовым инструментом и превращается в политического посредника.
Геополитическое измерение: Мадагаскар как узел глобальной конкуренции
Если внутренние причины мадагаскарского переворота объясняют, почему он стал возможен, то внешние — показывают, почему он так важен. Ситуация в Антананариву — это не локальный кризис, а отражение глобальной борьбы за стратегическое пространство Индийского океана, в котором Мадагаскар занимает ключевое место. Здесь пересекаются интересы четырёх крупных держав — США, Китая, Франции и Индии — каждая из которых видит в острове часть своей долгосрочной стратегии на юге Африки и в мировой геоэкономике.
1. Геостратегическое положение: ворота Индийского океана
Мадагаскар — не просто большой остров (587 тыс. кв. км), это геостратегический узел, контролирующий маршруты между Восточной Африкой, Южной Азией и Антарктикой. Через акваторию к востоку от острова проходят:
– до 30% мировых контейнерных перевозок;
– около 40% импорта нефти в Китай и Индию;
– маршруты, связывающие порты Восточной Африки с Суэцким каналом и Индонезией.
Близость к проливу Мозамбик — одному из важнейших морских коридоров мира — делает Мадагаскар потенциальной опорной точкой для контроля над южным флангом Индийского океана. В случае создания на острове военно-морской базы та или иная держава получит возможность контролировать не только судоходство, но и доступ к богатым углеводородным ресурсам Мозамбикского канала и побережья Танзании.
2. Франция: метрополия не уходит
Для Франции Мадагаскар имеет особое значение — не только историческое, но и стратегическое. Остров был частью её колониальной империи до 1960 года, а Париж до сих пор рассматривает его как элемент своей политики «Françafrique» — неформальной сети политического, экономического и военного влияния на бывшие колонии.
Франция сохраняет значительное присутствие в регионе: военно-морская база в Реюньоне, многочисленные экономические проекты, культурные программы и разведывательные сети. Французские компании контролируют до 30% экспорта никеля и кобальта с Мадагаскара, а Париж активно поддерживает местные элиты, ориентированные на сотрудничество с Западом.
Падение Радзуэлины стало для Франции тревожным сигналом. Париж опасается повторения сценариев Мали и Нигера, где новые власти резко ограничили французское присутствие и переориентировались на других партнеров. Уже 15 октября французский МИД призвал «восстановить конституционный порядок» и намекнул на возможность санкций, если военные откажутся от переходного плана.
Однако у Франции сегодня меньше рычагов, чем 20 лет назад. Её влияние в Африке стремительно сокращается: за последние пять лет французские войска были вынуждены покинуть Мали, Буркина-Фасо и Нигер, а уровень доверия к Парижу среди африканцев упал ниже 30%.
3. Китай: сырьевая и логистическая стратегия
Китай рассматривает Мадагаскар как важную часть своей инициативы «Пояс и путь». С 2017 года Пекин инвестировал в экономику острова более 1,2 млрд долларов, включая модернизацию порта Таматаве, строительство дорог и электростанций. Более того, китайские компании активно участвуют в разработке месторождений кобальта и графита — ключевых материалов для производства аккумуляторов и «зеленой» энергетики.
Сырьевая база Мадагаскара вписывается в китайскую стратегию по снижению зависимости от поставок критических материалов из нестабильных регионов. Кроме того, остров может стать логистическим узлом между Восточной Африкой и китайскими портами, усилив «морской шелковый путь».
Пекин пока воздерживается от прямых комментариев по поводу переворота, но его дипломатическая активность в Антананариву заметно выросла. Китайские СМИ уже подчеркивают «право мадагаскарского народа на суверенное определение своей судьбы» — формулу, которую Пекин использовал после переворотов в Мали и Нигере, где ему удалось сохранить экономическое присутствие, несмотря на смену власти.
4. США: Индийский океан как часть антикитайской стратегии
Для Вашингтона Мадагаскар важен не сам по себе, а как часть более широкой стратегии сдерживания Китая в Индийском океане. После провала политики «глобальной войны с терроризмом» США всё активнее переносят центр своей внешней политики в Индо-Тихоокеанский регион. Африка в этой логике становится не просто континентом ресурсов, а ареной глобальной конкуренции.
С 2022 года США наращивают военное присутствие на островах Индийского океана: усилили базу на Диего-Гарсия, расширили сотрудничество с Сейшелами и Маврикием. Вашингтон рассматривает Мадагаскар как потенциальную площадку для морской логистики и слежения за китайской активностью в регионе.
Реакция США на переворот была сдержанной, но показательной: Госдепартамент призвал к «мирному переходу и возвращению к демократическому управлению», не осудив напрямую действия армии. Это говорит о том, что в Вашингтоне могут быть готовы работать с новым режимом, если тот не будет сближаться с Пекином и не ограничит американское присутствие.
5. Индия: южный фланг стратегической глубины
Для Индии Мадагаскар — элемент политики «Security and Growth for All in the Region» (SAGAR), направленной на укрепление её роли как морской державы Индийского океана. Нью-Дели активно развивает военно-морское сотрудничество с островными странами, строит станции слежения и стремится создать «пояс безопасности» вокруг своего побережья.
Индийский флот уже проводил совместные учения с мадагаскарскими военно-морскими силами, а в 2023 году Нью-Дели открыло на острове свой первый региональный центр по мониторингу морских маршрутов. Смена власти может либо ускорить, либо затормозить эту стратегию — всё будет зависеть от того, как новая администрация отнесётся к индийскому присутствию.
6. Африканский союз и региональные игроки: кризис легитимности механизмов
Реакция Африканского союза на переворот была ожидаемой: организация осудила «неконституционную смену власти» и приостановила членство Мадагаскара до формирования переходного правительства. Однако за громкими заявлениями скрывается глубокий кризис самой институции.
Африканский союз за последние пять лет осудил все перевороты, но не смог предотвратить ни один. Это подрывает его легитимность и ставит под сомнение способность континентальных структур быть арбитрами в политических кризисах. На фоне ослабления таких механизмов растёт роль внешних держав, которые всё чаще заполняют вакуум влияния.
Промежуточный вывод: геополитическая значимость Мадагаскара далеко выходит за рамки его внутренних проблем. Контроль над островом — это контроль над южным флангом Индийского океана, ресурсами критически важных минералов и морскими маршрутами глобальной торговли. Поэтому борьба вокруг власти в Антананариву — это не просто вопрос внутренней политики, а элемент глобального противостояния США и Китая, в котором Франция и Индия пытаются сохранить или усилить своё влияние.
Сценарии развития: от «контролируемого перехода» к новой геополитической турбулентности
Переворот на Мадагаскаре — не завершённый эпизод, а начало длительного и многослойного процесса, исход которого определит не только будущее острова, но и расстановку сил в Индийском океане. Как и любой политический кризис в точке пересечения внутренних и внешних интересов, он может развиваться по нескольким альтернативным траекториям. Ниже — три наиболее вероятных сценария, которые отражают диапазон возможных исходов и их последствия для страны, региона и глобальной архитектуры.
Сценарий 1. Контролируемый переход: военные удерживают власть и проводят выборы
Суть: армия формирует временный управляющий комитет и переходное гражданское правительство, стабилизирует ситуацию и в течение 18–24 месяцев организует выборы, в которых участвуют как представители старых элит, так и новые гражданские движения.
Вероятность: 45–50%
Факторы в пользу сценария:
– наличие поддержки со стороны значительной части населения, уставшей от режима Радзуэлины;
– готовность армии сотрудничать с молодежными движениями;
– заинтересованность внешних игроков (США, Индия) в сохранении стабильности для защиты морских маршрутов;
– прагматичная позиция Китая, который адаптируется к любому режиму, не угрожающему его экономическим интересам.
Потенциальные последствия:
– постепенная легитимизация военного вмешательства как «инструмента народного перехода»;
– появление новой политической конфигурации, в которой армия сохранит значительное влияние на принятие решений;
– рост внешней поддержки, включая кредитные программы МВФ и Всемирного банка при условии соблюдения «дорожной карты демократизации»;
– снижение политического напряжения и возобновление экономического роста к 2027 году.
Риски:
– возможность, что военные затянут переходный период;
– вероятность консолидации новой «военно-гражданской олигархии»;
– опасность того, что старые элиты вернутся к власти под новым брендом.
Сценарий 2. Геополитическая фрагментация: внешние игроки превращают Мадагаскар в арену конкуренции
Суть: переходный процесс буксует, внутри военного комитета возникают разногласия, и различные фракции начинают искать внешнюю поддержку. США, Китай, Франция и Индия усиливают своё вмешательство, поддерживая разные силы, что приводит к геополитической фрагментации и росту напряжённости.
Вероятность: 30–35%
Факторы, усиливающие сценарий:
– отсутствие единой позиции в военном командовании;
– попытки старых элит вернуть власть при поддержке Парижа;
– активизация китайских компаний и их влияние на ключевые сектора экономики;
– стремление Вашингтона не допустить усиления Пекина и Парижа в зоне стратегического значения.
Потенциальные последствия:
– Мадагаскар превращается в «геополитическую шахматную доску», где внутренние силы становятся инструментами внешней борьбы;
– рост политической турбулентности и замедление экономического восстановления;
– углубление зависимости от внешних кредитов и военной помощи;
– риск создания на острове иностранных военных объектов под видом логистических центров и гуманитарных миссий.
Риски:
– усиление антагонизма между фракциями внутри военного совета;
– возможность локализованных столкновений;
– превращение Мадагаскара в арену прокси-конфликта, подобного Судану или Ливии.
Сценарий 3. Дестабилизация и откат: переход проваливается, страна погружается в кризис
Суть: отсутствие консенсуса между военными и гражданскими движениями приводит к политическому хаосу. Переходное правительство не справляется с управлением, экономика коллапсирует, и протесты возобновляются с новой силой. Возможен даже новый переворот — на этот раз внутри армии.
Вероятность: 20–25%
Факторы, способствующие сценарию:
– отсутствие институциональной базы для перехода;
– обострение борьбы между молодежными движениями и военными за контроль над переходом;
– рост социального недовольства из-за ухудшения экономической ситуации;
– вмешательство внешних игроков, поддерживающих разные стороны.
Потенциальные последствия:
– затяжная политическая нестабильность и углубление экономического кризиса;
– превращение Мадагаскара в «серую зону» с риском расползания насилия по регионам;
– падение инвестиций, разрушение инфраструктуры и усиление миграционного давления на соседние страны;
– потеря стратегического контроля над акваторией Индийского океана и усиление пиратской активности.
Риски:
– распад страны на региональные анклавы;
– гуманитарный кризис и вмешательство миротворцев Африканского союза или ООН;
– долговременное отставание в развитии и потеря шансов на интеграцию в глобальную экономику.
Промежуточный вывод: окно возможностей и окно рисков
Мадагаскар сегодня стоит на перекрестке. Его будущее может стать примером «нового переходного порядка» в Африке, если военные сумеют превратить своё вмешательство в инструмент институционального обновления. Но оно же может обернуться провалом — если внутренние акторы окажутся неспособны к диалогу, а внешние силы превратят кризис в арену глобальной конкуренции.
Выбор между этими траекториями определит не только судьбу острова, но и динамику всего Индийского океана, превращающегося в один из главных геополитических театров XXI века.
Выводы и стратегические рекомендации: как превратить мадагаскарский кризис в точку разворота
Военный захват власти корпусом CAPSAT во главе с полковником Майклом Рандрианириной — не локальная аномалия, а симптом системной трансформации: постколониальная модель слабых гиперпезидентских республик в Африке исчерпала ресурс легитимности, а индийско-океанское измерение придает любому внутреннему кризису глобальный вес. В течение суток после объявления военными о «взятии власти» и распуске институтов (за исключением нижней палаты) последовали разнонаправленные сигналы — от заявления Рандрианирины о намерении перейти к гражданскому правлению и выборам до контрзаявлений администрации Андри Радзуэлины о непризнании силового шага, что зафиксировали ведущие агентства и издания.
С социально-экономической стороны остров остается одним из беднейших государств мира: по последним оценкам Всемирного банка, около 80% населения живет ниже международной черты бедности $2,15 в день (2017 PPP), а бедность в городах заметно росла в предыдущем десятилетии — это тот «горючий материал», на котором воспламеняются политические кризисы.
Геоэкономическая логика усиливает ставку: до 80% морских поставок нефти и значительная часть мирового грузопотока проходят через Индийский океан, где Мадагаскар — естественный узел контроля за южными подходами и за Мозамбикским проливом; это делает остров критичным для стратегий США, Китая, Франции и Индии.
Ниже — концентрированные выводы и практические рекомендации для ключевых акторов, рассчитанные на 18–24 месяца переходного цикла.
1) Что означает мадагаскарский кейс для континента и мировых игроков
1.1. Новый тип «военного интервенционизма»
Армии больше не позиционируют себя как диктатуры, а как временные арбитры с обещанием гражданского перехода и выборов в горизонте 18–24 месяцев. На Мадагаскаре это прямо артикулировано в заявлениях CAPSAT, что воспроизводит паттерн переворотов последней волны (Сахель, Центральная Африка), но на новой — островной и индийско-океанской — сцене.
1.2. Структурный кризис легитимности
Комбинация слабых институтов, гиперпезидентской модели, стагнации доходов и роста урбанизированной бедности формирует устойчивый запрос на смену правил игры, а не только фамилий у власти. Параметры бедности и динамика последних лет подтверждены обзорами Мирового банка.
1.3. Индийский океан как ведущая арена стратегической конкуренции
Любое решение по острову неизбежно «подсвечивается» через линзы Вашингтона, Пекина, Парижа и Нью-Дели — от снабжения «зеленых» цепочек (никель, кобальт, графит, в т. ч. Ambatovy) до логистики и слежения за морскими путями.
1.4. Ослабление континентальной архитектуры реагирования
Африканский союз оперативно собрал экстренное заседание Совета мира и безопасности и выразил «глубокую озабоченность», однако устойчивого механизма обратного монтажа конституционного порядка нет — это повторяет опыт последних лет.
2) Стратегические цели на 18–24 месяца
- Стабилизация и цивилизация перехода: от военного комитета — к технократическому гражданскому кабинету и дорожной карте выборов.
- Сдерживание внешней фрагментации: конкуренция держав допускается, «прокси-игра» — нет; остров должен избежать статуса «шахматной доски».
- Минимальный социальный контракт: быстрые видимые улучшения в электро- и водоснабжении, транспорте, ценах на продукты в столице и крупных городах; это критично для удержания уличного мандата.
- Реформа институтов: сбалансирование властей и страхование от возврата к гиперпезидентской модели.
- Экономика критических минералов: соглашения «ресурсы в обмен на развитие», локализация добавленной стоимости, ESG-требования, прозрачность контрактов.
3) Рекомендации: кому что делать — и в какой последовательности
3.1. Военный комитет / переходные власти Мадагаскара
R1. 30-дневный «пакет доверия общества»
— публичная «Дорожная карта перехода» с четырьмя датами: формирование гражданского кабинета, запуск избирательной реформы, дата реестра и наблюдения, окно выборов (T+18–24 мес.).
— немедленный мораторий на преследование мирных протестующих, совместный штаб с молодежными платформами (Gen Z) по приоритетам городских услуг. Факт первоначальной ориентации CAPSAT на признание уличного запроса уже прозвучал и должен быть институционализирован. Reuters
R2. Конституционный «предохранитель»
— временная поправка переходного периода: ограничение декретного нормотворчества и обязательный парламентский/судебный контроль (в том числе за распуском палат), чтобы исключить повторение конфликта вокруг роспуска и импичмента. Факт столкновения вокруг полномочий в октябре — «учебный кейс» для правовой инженерии
R3. Экономика быстрых побед
— топ-5 проектов на 180 дней: электро- и водоснабжение Антананариву и портовых агломераций, ремонт ключевых магистралей к портам, контракт на поставки топлива с механизмом сглаживания цен, субсидируемые перевозки базовых продуктов, восстановление туристской инфраструктуры. Эти меры критичны для беднейшей страны, где 75–80% населения ниже черты бедности.
R4. «Сделки развития» в горнодобыче
— пересмотр (или пролонгация) контрактов по никелю/кобальту/графиту с привязкой к локализации переработки и промышленным паркам при портах; обязательная публикация платежей и условий (EITI+), независимый аудит; социальные пакеты для приморских и шахтерских коммун. Доля минерального экспорта и роль Ambatovy оправдывают жесткий ESG-контур.
R5. Морская безопасность и береговая охрана
— соглашения о патрулировании с «условной географией»: допускаются совместные учения и логистические пункты, но без постоянных иностранных баз; обмен данными по судоходству и борьбе с пиратством через региональные центры.
3.2. Молодежные движения и гражданское общество
R6. Коалиция «Город-2026»
— единый список «инфраструктурных требований» к переходным властям: графики воды/электроэнергии, открытые данные об автобусных маршрутах и тарифах, мониторинг цен на продовольствие.
— Публичный «сквозной» KPI с ежемесячной отчетностью технократов по 10 индикаторам качества жизни; включение независимых университетских групп в мониторинг.
3.3. Африканский союз и региональные организации
R7. От деклараций к механике
— вместо универсального осуждения — модульная дорожная карта AU-PSC: чек-лист перехода (три блока — безопасность, гуманитарка, выборы) и временные «со-координаторы» из числа уважаемых государств региона; пакет санкций — только при срыве контрольных дат; AU уже консолидировал внимание к досье, далее нужна инженерная часть.
R8. Коридоры для гуманитарных/социальных инвестиций
— согласованные с AU и международными банками быстрые гранты: питание школ, клиники, антималярийные программы, бригады ремонта водопроводов; это дешевые меры с высоким эффектом на городской улице, где решается легитимность перехода.
3.4. Международные финансовые институты (ВБ/МВФ/АфБР)
R9. «Стэнд-бай перехода»
— безотлагательный целевой пакет (0,8–1,2% ВВП) под «короткие победы» и защиту бедных домохозяйств; параллельно — бюджетная поддержка под реформы управления госкомпаниями, закупками и тарифным регулированием. Новые оценки бедности и макро-параметры дают основание для приоритетного окна поддержки.
R10. Минеральный Facility с ESG-условиями
— кредитно-гарантийный инструмент под локализацию переработки никеля/кобальта/графита, с жесткими антикоррупционными оговорками, обязательной публикацией контрактов и триггерами по экологии.
3.5. Внешние державы
США
R11. «Стабильность без баз»
— поддержка морской безопасности, ISR и логистики без развертывания постоянных баз; фасилитация выборов (кибербезопасность реестров, наблюдение), софинансирование городских услуг; координация с ВБ/МВФ, чтобы не вытеснять гражданскую повестку конкуренцией с Китаем. Подход уже просматривается по сдержанным заявлениям и привязке к повестке Индо-Тихоокеана.
Китай
R12. «Минералы в обмен на развитие — 2.0»
— пролонгация участия в Ambatovy/портовой инфраструктуре при жестких прозрачных условиях, доле локального контента и социальных обязательствах; избегать «single-buyer» логики, чтобы снизить политические риски. Инвестиционная линия Пекина на острове устойчива вне зависимости от режима, но требует большего ESG-континга.
Франция
R13. «От Françafrique к партнерству услуг»
— фокус на коммунальной инфраструктуре, здравоохранении, образовании, а не на силовой опеке; переосмысление «реюньонского плеча» как узла гражданской логистики и реагирования на стихийные бедствия — иначе повторится отторжение, наблюдаемое в Сахеле. Тревожные сигналы Парижа понятны, но рычаги ограничены.
Индия
R14. SAGAR-плюс
— наращивание совместных морских патрулей, обмен данными по судоходству, подготовка береговой охраны; инвестиции в IT-решения для портов и таможни; политическая линия — поддержка гражданского перехода и координация с AU. Индийский интерес к островам и MDA-центрам — ресурс для «безопасности без милитаризации».
4) Управление рисками: «красные флажки» перехода
RF1. Затягивание сроков
Превышение окна 24 месяца без ясных причин ведет к эрозии мандата и возврату уличной конфронтации.
RF2. «Прокси-логика»
Любая попытка превратить логистические площадки в де-факто иностранные базы создаст контркоалиции и повысит риск инцидентов в Мозамбикском проливе — узле, критичном для морской нефти и торговли.
RF3. Социальный откат
Если в столице не улучшатся базовые услуги и цены, 75–80% бедных домохозяйств «переголосуют улицей» любой кабинет.
RF4. Минеральные «контракты-призраки»
Непрозрачные сделки в никеле/кобальте/графите — кратчайший путь к делегитимации и конфликтам вокруг месторождений.
5) Индикаторы успеха (12-месячный чек-лист)
- Правовой календарь: принят переходной конституционный акт (ограничение декретов, независимый контроль).
- Гражданский кабинет: утвержден и имеет публичные KPI.
- Городские услуги: снижение среднесуточных отключений электроэнергии в Антананариву на 30%, вода — по графику; открытые данные по ремонту сетей.
- Выборы: независимая комиссия, очищенный реестр, внешнее наблюдение.
- Партнерство с МФИ: запуск «стэнд-бай перехода» и адресных социальных программ.
- Минеральные соглашения: публикация всех платежей/условий, доля локального контента, запуск пилотной переработки.
- Морская безопасность: совместные учения и MDA-обмен без появления постоянных иностранных баз.
… Мадагаскар — не периферия, а один из тестов XXI века: может ли Африка выстроить инклюзивный переходный порядок, где военные — временный арбитр, а не новый центр олигархии; где ресурсы превращаются в локальную добавленную стоимость, а не в вывозную ренту; где глобальная конкуренция держав не ведет к «прокси-архипелагу», а дисциплинируется прозрачными правилами. Успех потребует слаженной работы трех уровней — национального, континентального и глобального. Провал же обозначит новую зону турбулентности в сердце Индийского океана — со всеми финансовыми, гуманитарными и безопасностными последствиями для региона и мира.
Стратегический выбор — в ближайшие 100 дней. Окно возможностей есть, но оно узкое.