...

Афганистан после августа 2021 года — это не просто смена власти, а обрушение целого политического проекта, в который США и их союзники вложили триллионы долларов и двадцать лет усилий. За этим крахом стоят цифры, документы и судьбы миллионов людей.

Цена поражения и момент слома

15 августа 2021 года талибы вошли в Кабул без сопротивления. Президент Ашраф Гани покинул страну, а кадры отчаяния в аэропорту — афганцы, цеплявшиеся за шасси американских самолетов, — стали символом эпохи. Кампания США, начатая в 2001 году после терактов 11 сентября, завершилась унизительно. По данным исследовательского проекта Brown University, на афганскую войну и сопутствующие операции было потрачено около 2,3 трлн долларов. Погибли 2400 американских военнослужащих, почти 4 тысячи контрактников, 66–69 тысяч афганских силовиков и не менее 47 тысяч мирных жителей.

Ключевым документом ухода стало Дохинское соглашение 2020 года. США обязались вывести войска, а талибы обещали отказаться от поддержки террористов и вступить в переговоры. Эти обещания выполнены не были. В 2025 году Анас Хаккани прямо назвал соглашение «подписанным поражением США».

Бегство элиты и обвинения в коррупции

Бегство Ашрафа Гани стало символом краха республики. Его обвиняли в вывозе 169 млн долларов наличными. Сам он все отрицал, а аудиторы США признали, что доказательств на эту сумму нет: наличность действительно вывозилась, но в куда меньших объемах. Тем не менее, в афганском обществе образ Гани закрепился как символ коррумпированной элиты, бросившей страну.

Новая реальность: власть талибов и внешние контакты

После захвата Кабула Афганистан оказался в тройном кольце:

  • Политическое — формирование «Исламского Эмирата Афганистан» без широкой международной легитимности. Запад отказался признавать новый режим, но Китай в 2023 году первым направил посла, ОАЭ приняли дипломатическое представительство, а в июле 2025 года Россия официально признала власть талибов.
  • Экономическое — заморозка активов в США на сумму около 7 млрд долларов. Часть этих средств (3,5 млрд) переведена в специальный фонд в Швейцарии, управляемый международными структурами.
  • Социальное — Афганистан стал единственной страной мира, где женщинам запрещено среднее и высшее образование, а также большая часть занятости в государственном секторе и гуманитарных организациях.

Экономика: обвал и слабая стабилизация

ВВП страны в 2021 году рухнул более чем на 20%, в 2022 году — еще на 6%. С 2023-го фиксируется слабый рост — около 2,5%, но это не восстановление, а скорее фиксация на крайне низком уровне. Внутренний рынок поддерживается в основном за счет гуманитарных инъекций и денежных переводов диаспоры.

Отдельная история — наркотики. После запрета на выращивание мака в 2022 году посевы сократились на 95% — с 233 тыс. га до 10,8 тыс. га. Это лишило селян более 1 млрд долларов дохода, а мировой рынок героина оказался в ситуации «дефицита», что усилило распространение синтетических наркотиков.

По данным ООН, более 12 млн афганцев страдают от острой нехватки еды. Всемирная продовольственная программа в 2025 году сократила помощь до 1 млн человек в месяц из-за недофинансирования. На ситуацию накладываются депортации: только в 2024 году из Ирана и Пакистана вернулись или были выдворены 1,3 млн афганцев. Медицинская система деградировала: закрылись десятки клиник, участились вспышки кори и малярии.

Вместо полномасштабной войны — низкоинтенсивное насилие. В стране действует ячейка «Исламского государства — Хорасан», регулярно организующая теракты. Отчеты миссии ООН фиксируют внесудебные расправы над бывшими силовиками, массовые аресты и давление на журналистов.

В 2025 году власти начали блокировать интернет по всей стране. Это ударило не только по медиа и правам человека, но и по гуманитарным операциям, а также по финансовым переводам, на которые зависят миллионы семей.

Гуманитарная катастрофа и бегство миллионов

Четыре года после августа 2021-го — и Афганистан снова рвут встречные потоки: одни бегут из страны, другие — миллионами — насильно возвращаются назад. С сентября 2023-го в Афганистан вернулись или были принудительно возвращены свыше 3 млн человек; только за 2025 год — уже 2,5–2,8 млн, из них более 2 млн из Ирана и около 680 тыс. из Пакистана. На 22 сентября 2025-го Операционный портал УВКБ ООН фиксирует 2,79 млн возвратов с начала года: 2,08 млн из Ирана, 677 тыс. из Пакистана; из них депортированы — 1,35 млн (включая 1,24 млн из Ирана и 77 тыс. из Пакистана). Управление Верховного комиссара предупреждает: «возвраты в таком масштабе способны дестабилизировать и без того хрупкую ситуацию».

Соседи закрыли двери. Пакистан в августе 2025-го распространил кампанию высылок уже и на часть зарегистрированных беженцев, несмотря на протесты правозащитников. Иран в 2025-м депортировал более полутора миллионов афганцев, и Красный Крест открыто говорит об угрозе «еще миллиона» высылок до конца года. Итог — сотни тысяч людей, пересекающих границы без денег, жилья и доступа к базовым услугам.

Даже традиционно терпеливые малые соседи сдали нервы. В июле 2025-го Таджикистан потребовал от 10 тысяч афганских беженцев покинуть страну за 15 дней и начал высылки: за месяц — около тысячи депортированных, среди них бывшие военные и чиновники. Это уже официально стало частью региональной «политики возвращений» — с реальными людьми, судьбами и травмами на границе.

«Талибан» и несбывшиеся обещания

Четыре года назад талибы клялись умеренностью и амнистией. Итогом стали кодифицированные «законы нравов»: женщинам — запрет на среднее и высшее образование, запрет на большинство профессий и общественные пространства; мужчинам — навязанные нормы внешнего вида и поведения, вплоть до задержаний за «неправильную» бороду или прическу. ООН и правозащитные организации называют происходящее «гендерным апартеидом». «Масштаб — потрясающий», — так охарактеризовали эксперты ООН нынешнюю волну принудительных возвращений на фоне тотальных запретов и репрессий.

Данные — упрямы. УНМА (миссия ООН) фиксирует последовательное расширение запретов в 2024–2025 годах; агентства ООН и международные медиа документируют аресты мужчин за бритье, задержания парикмахеров, увольнение сотен силовиков за «отсутствие бороды». Это не «локальные эксцессы», а система.

Мировой банк констатирует: после обвала на 20,7% в 2021-м и еще на 6,2% в 2022-м афганская экономика остается примерно на четверть меньше докризисной, а слабый отскок 2024 года (около 2,5–2,7%) не меняет картины хрупкого застоя. УНПД еще в 2021-м предупреждала: до 97% населения может оказаться за чертой бедности — и этот порог был достигнут быстрее, чем ожидалось. Сегодня гуманитарной помощи в 2025 году нуждаются 22,9 млн человек — почти половина населения, при этом финансирование урезается.

Питание детей — индикатор, который не обманешь. УНИСЕФ фиксирует одну из самых высоких в мире долей хронического недоедания: около 41–45% детей до пяти лет с задержкой роста, более 10% — в состоянии истощения. Это не статистика — это ломанные судьбы целого поколения, и ситуация ухудшается на фоне сокращения продовольственной помощи.

США при администрации Дональда Трампа летом 2025 года прекратили действие временной защиты (TPS) для афганцев: под угрозой — примерно 11–12 тысяч человек с этим статусом. Германия, прервав трехлетнюю паузу, в августе 2024-го депортировала 28 афганцев, осужденных за преступления, а 18 июля 2025-го — уже 81 человек. Для тысяч других в Европе всерьез обсуждают расширение практики высылок.

Дипломатическая изоляция слегка треснула: 3 июля 2025-го Россия официально признала де-факто власти в Кабуле, тогда как большинство стран по-прежнему обходятся техническими контактами без признания. Параллельно «борьба с наркотиками» дает неоднозначный эффект: после религиозного запрета 2022 года посевы опийного мака в 2023-м рухнули на 95%, в 2024-м немного подросли, оставаясь на порядок ниже докризисного уровня; одновременно зримый рост показывает производство и трафик метамфетамина. Для Европы это означает риск подмены героина синтетикой, а для самой страны — потерю миллиардных агродоходов без устойчивой альтернативы.

Вся логика цикла — жестока и проста. Массовая репатриация в страну с разрушенной экономикой, «законами нравов» вместо правовой системы и урезанным гуманитарным бюджетом обречена производить новое страдание. УВКБ ООН прямо предупреждает: принудительные возвраты «в нынешних условиях усилят уязвимость и могут обернуться новой волной нестабильности». Афганистан снова становится источником миграции, нелегальных рынков и потенциального терроризма — черной дырой региона не по воле географии, а по совокупности решений и бездействия.

И да, урок 2021 года обидно прост, но оттого важнее. Империи могут тратить триллионы, строить институты и армии, но если власть держится на коррупции, насилии и внешних деньгах, она рассыпается за считаные дни — а счета платят не элиты, а те самые люди, которые сегодня стоят в очереди на границе, возвращаясь «домой», где их никто не ждет.

Когда в августе 2021 года «Талибан» вернулся в Кабул, заявления о «более мягком» правлении быстро растворились в практике тотального контроля. За четыре года страна превратилась в архитектуру ограничений — от базовой личной автономии до экономики и гуманитарного доступа. Даже лингвистически слово ban стало политическим кодом режима: запрет как метод, запрет как язык, запрет как цель.

Женщины как системная «мишень»

К 2024–2025 годам Афганистан оставался единственной страной мира, где девочкам и женщинам институционально запрещены среднее и высшее образование. По данным ЮНЕСКО, из школ и университетов вытеснены около 1,4 млн девочек, и эта политика названа «мировой аномалией».

Запреты последовательно расширялись: закрыт доступ в парки и спортзалы для женщин (с ноября 2022), введено требование махрама для поездок и посещения ряда учреждений, а министерство по делам женщин ликвидировано и заменено ведомством «по пропаганде добродетели и предотвращению порока» — тем самым органом контроля нравов, через который режим оформляет свои директивы.

К декабрю 2022 года «Талибан» запретил афганским женщинам работать в НПО; в апреле 2023 года ограничения распространили и на сотрудниц ООН. Это парализовало гуманитарные программы в сферах, где участие женщин критично — здравоохранение, защита детей, распределение помощи — и усугубило кризис уязвимых групп.

Отдельным ударом по женской занятости стал запрет салонов красоты летом 2023 года: десятки тысяч работниц потеряли доход, а семьи — единственный источник наличных. Human Rights Watch фиксировала массовые потери рабочих мест и лавинообразное обнищание домохозяйств.

В 2024 году де-факто власти кодифицировали «моральный надзор» законом. Его применение ведет к произвольным задержаниям и даже «голосовым» ограничениям для женщин — требованию скрывать голос или лицо, а также отказам в обслуживании без сопровождения мужчины. Это не частные указы, а целая система.

Двойные стандарты и «моральная полиция»

Практика исполнения этих норм обнажает двойные стандарты. Международные миссии фиксируют регулярные рейды и произвольные задержания «во имя нравственности», давление на медучреждения и бизнес («не обслуживать женщин без махрама»), а также локальные «надбавки» к закону — от запретов на женскую мобильность до внезапных кампаний «перевоспитания».

Контроль распространяется и на мужчин, хотя и мягче. В 2024 году министерство нравов уволило более 280 силовиков «за отсутствие бороды» и отчиталось о 13 тысячах задержаний за «аморальные деяния». Госслужащим предписывают «кулачную» длину бороды и обязательные коллективные молитвы.

Медиа и публичное пространство: тишина вместо лиц

С ноября 2021 года действуют «медийные правила»: телеканалам запретили показывать драмы с участием женщин; в 2022 году ведущих обязали закрывать лица в эфире. На улицах закрашивают билборды и витрины с женскими изображениями; в новостных лентах все реже лица и все больше «нейтральных» картинок. Это не эстетика — это политика видимости.

Экономика: «рост» без благосостояния

ВВП Афганистана, по оценке Всемирного банка, вырос на 2,5% в 2024 году, второй год подряд. Но этот «рост без людей» не трансформируется в доходы домохозяйств: слабая промышленность и услуги, падение внешней помощи, барьеры для экспорта.

Программы развития фиксируют «субсистентную небезопасность» у 75% населения — три четверти жителей не закрывают базовые потребности в еде и расходах. Это не бедность «по линиям», а откат к выживанию, особенно у сельских и женских домохозяйств.

Голод усиливается: по оценке гуманитарных агентств, 12,6 млн человек находились в кризисе или на аварийном уровне продовольственной небезопасности в марте–апреле 2025 года, а всего 22,9 млн нуждаются в помощи.

Наркополитика: резкий «минус» по опиуму — и опасные замены

В апреле 2022 года режим объявил запрет на мак: к 2023 году посевы и производство рухнули на 95%, а в 2024-м остались в разы ниже докризисных уровней. Цена — больше миллиарда долларов потерянных доходов сельских домохозяйств и стимулы к переключению на синтетику.

UNODC предупреждает: пока героиновый рынок сжимается, метамфетамин из Афганистана стремительно растет. За пять лет до 2021 года изъятия выросли почти в 12 раз; база в виде эфедры и простые прекурсоры подпитывают производство. Даже с небольшим «отскоком» площадей в 2024 году масштабы несопоставимы с 2022-м. Опасность не в «возвращении героина», а в смещении наркотрафика в синтетический сегмент.

Право и ответственность: прецедент Гааги

8 июля 2025 года Международный уголовный суд выдал ордера на арест двух лидеров талибов — включая Хибатуллу Ахундзаду — по обвинению в преступлениях против человечности за систематическое преследование женщин и девочек. Это первый в истории кейс такого масштаба по «гендерному преследованию» против действующего режима.

Реакция де-факто МИД — жесткое отрицание и обвинения в «двойных стандартах». Но юридический горизонт ясен: международное право впервые квалифицировало не отдельные эпизоды, а именно системность ущемления прав как преступление против человечности.

Афганистан в цифрах и фактах

Сегодня Афганистан — страна, где 97% населения живет за чертой бедности (данные ООН на 2024 год), а около 28 миллионов человек нуждаются в гуманитарной помощи. Женщины, составляющие почти половину населения, фактически исключены из общественной жизни. Международное сообщество, включая США и ЕС, ввело ряд ограничений на сотрудничество с правительством талибов, но при этом не спешит с жесткими санкциями, опасаясь гуманитарного коллапса.

Москва признала — кто следующий?

Решение России в июле 2025 года официально признать Исламский Эмират Афганистан стало событием, которое изменило баланс сил в Центральной Азии и вызвало волну обсуждений в мировых столицах. Кремль вывесил новый белый флаг с шахадой над посольством Афганистана в Москве, зафиксировав факт: талибы больше не «движение вне закона», а легитимная власть, с которой Россия намерена работать. Это решение стало продолжением апрельского постановления Верховного суда РФ, исключившего «Талибан» из списка террористических организаций, куда он был внесен еще в 2003 году.

Однако Москва отнюдь не первая пошла этим путем. Еще в 2022–2023 годах Казахстан и Кыргызстан сняли часть ограничений в контактах с Кабулом. В Центральной Азии осознали простую вещь: талибы вернулись всерьез и надолго. По данным ООН, в Афганистане под их контролем находится более 95% территории страны, а численность их вооруженных формирований превышает 100 тысяч человек. Международные санкции не уничтожили систему власти — напротив, они укрепили талибов, превратив их в единственный центр силы.

Особую роль в признании нового Афганистана играет Узбекистан. Президент Шавкат Мирзиёев стал первым лидером в регионе, открыто принявшим делегацию талибов в Ташкенте. Узбекистан видит в Кабуле не только источник угроз, но и перспективного партнера. Товарооборот между странами в 2024 году достиг $1,3 млрд, а к концу 2025-го должен вырасти до $2 млрд. В Термезе с 2022 года работает Международный торговый центр, куда афганцы могут въезжать без визы на 15 дней. Здесь арендуют магазины, заключают сделки, ведут совместный бизнес.

Есть и казусы. В 2024 году афганские СМИ сообщили, что талибы пытались запретить в Термезе концерты и музыку. Позднее МИД Узбекистана опроверг эти слухи. Но в 2025 году введено реальное ограничение: афганским женщинам младше 40 лет запретили посещать рынок в Узбекистане. По словам местных торговцев, поток покупателей сократился почти на треть, а объем продаж — на 20%.

Тем не менее сотрудничество продолжается. Кабул называет стратегическим проект строительства Трансафганской железной дороги — линии, которая соединит Узбекистан через Афганистан с Пакистаном и портами Аравийского моря. По расчетам Азиатского банка развития, реализация этого маршрута способна увеличить торговлю региона на $6 млрд в год и превратить Афганистан в транзитный хаб.

Россия, Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан — это уже немало. Вопрос теперь в другом: кто станет следующим? На горизонте видны Туркменистан и Иран, где прагматизм давно перевешивает идеологию. Туркменбаши заинтересован в экспорте электроэнергии и газа через Афганистан, а Иран уже поставляет туда топливо и продукты. Не исключено, что к концу десятилетия карта признаний будет выглядеть куда более густой.

Одно очевидно: международная изоляция талибов трещит по швам. Страны региона вынуждены строить мосты, а не стены. И это означает, что Афганистан окончательно возвращается в большую геополитическую игру — как опасный, но реальный игрок, с которым невозможно не считаться.

Тэги: