Международная изоляция Израиля действительно углубляется — и это уже не только громкие заявления, но и юридические, торговые, финансовые и символические действия целого ряда государств и организаций. Однако «момент ЮАР» — когда санкционное и общественное давление стало системным и почти всеобъемлющим — пока не достигнут. Сдерживающими факторами остаются поддержка со стороны США при администрации президента США Дональда Трампа, отсутствие решений СБ ООН из-за американского вето, а также структура израильской экономики (высокая доля услуг и технологий, сравнительно скромная роль поставок энергоресурсов). Тем не менее в Европе и Латинской Америке уже сформировались последовательные «цепочки давления», а в Персидском заливе после удара по лидерам ХАМАС в Дохе вопрос безопасности вышел за рамки дипломатии. Это не «апартеидный карантин» образца 1980-х, но это уже больше, чем набор разрозненных демаршей.
Новая география признания Палестины и политической изоляции Израиля
Поворот произошел в последние дни: 21–22 сентября 2025 года Великобритания, Австралия и Канада официально признали Государство Палестина; Франция объявила, что сделает это 22 сентября. Это первый случай, когда сразу несколько стран «Большой семерки» синхронно переходят к признанию, ломая прежний табуированный консенсус.
На фоне недель Генассамблеи ООН — и «Нью-йоркской декларации» с прямым требованием немедленного, устойчивого прекращения огня, освобождения заложников и движения к двухгосударственному решению — эта волна признаний закрепляет новую дипломатическую линию: «мир — через неизбежное государство Палестина». Документальный контур процесса зафиксирован в материалах МИД Франции и сопроводительных документах ООН.
Параллельно растет блок стран, разорвавших или де-факто заморозивших отношения с Израилем: в Латинской Америке Колумбия в мае 2024 года официально прервала дипотношения; Боливия порвала связи еще в 2023-м; Чили последовательно снижает взаимодействие, отзывая военных атташе и вынося на обсуждение запрет импорта товаров из поселений.
Правовой прессинг: от Гааги до национальных судов
Юридическая изоляция стала двуконтурной.
Во-первых, Международный уголовный суд. 17 сентября 2025 года Палата досудебного производства МУС выдала ордера на арест Биньямина Нетаньяху и Йоава Галанта, признав наличие достаточных оснований подозревать их в военных преступлениях и преступлениях против человечности. Это жестко сужает карту безопасных поездок для израильских лидеров в 124 государствах-участниках Римского статута.
Во-вторых, Международный суд ООН (дело Южная Африка против Израиля) уже почти два года накладывает временные меры: от требований обеспечить гуманитарный доступ до призывов прекратить действия, чреватые геноцидом. Эти решения — пусть и не уголовные — формируют нормативное поле, к которому затем «пришиваются» национальные запреты и ограничения.
В-третьих, национальные суды и экспортный контроль. Яркий пример — Нидерланды: Гаагский апелляционный суд в феврале 2024 года обязал правительство остановить экспорт компонентов F-35, указывая на «ясный риск» серьезных нарушений МГП; в ноябре 2024-го эту линию поддержали выводы генерального адвоката при Верховном суде. В Британии в июне 2025 года Высокий суд, напротив, допустил продолжение «carve-out» по F-35, но сам факт судебной поляризации говорит о том, что оружейные цепочки поставок становятся правовым полем боя.
Дополнительный слой — политика США при администрации Трампа. В январе 2025 года Вашингтон аннулировал санкции, наложенные Белым домом Байдена на насилие части поселенцев на Западном берегу; в июне 2025 года США ввели санкции против четырех судей МУС. Эти шаги одновременно ослабляют зарубежные юридические риски для израильских фигур и подтачивают глобальную эффективность универсальной юрисдикции.
Европейская экономика против израильской политики: от «ассоциации» — к тарифам и адресным санкциям
Евросоюз — крупнейший торговый партнер Израиля (товарооборот товаров в 2024 году составил 42,6 млрд евро; импорт ЕС из Израиля — 15,9 млрд, экспорт — 26,7 млрд). Это ключ к пониманию «экономики изоляции»: если именно здесь начнутся системные ограничения, удар будет заметным.
17 сентября 2025 года Еврокомиссия предложила частично приостановить преференции по Соглашению об ассоциации (то есть вернуть пошлины на около 5,8 млрд евро израильского экспорта, что добавит порядка 227 млн евро в виде допсборов), а также ввести санкции против министров Итамара Бен-Гвира и Безалеля Смотрича и ряда радикальных поселенцев. Это первая попытка перевести политические оценки в экономические меры на уровне ЕС как блока. Вопрос требует одобрения государств-членов, и сопротивление ряда столиц (включая Берлин) очевидно, но сам факт официального предложения — переломный.
Отдельные страны уже пошли дальше. Бельгия в начале сентября объявила пакет: запрет импорта товаров из поселений, пересмотр закупок у израильских компаний, ограничения консульской помощи бельгийцам-поселенцам, объявление Бен-Гвира и Смотрича персонами нон-грата. Испания узаконила де-факто эмбарго на поставки оружия, запретила въезд причастным к геноциду и военным преступлениям в Газе, а также закрыла порты и воздушное пространство для судов и самолетов, следующих в Израиль с оружием. Это уже реальная «экономика прав человека», а не дипломатическая риторика.
Израиль ответил резкой риторикой, а глава МИД Гидеон Саар назвал европейские инициативы «морально и политически искаженными». Но именно в ЕС проявилась институциональная связка: гуманитарные выводы (включая внутренний обзор соблюдения Израилем ст. 2 Соглашения) → предложения комиссара → национальные пакеты ограничений.
Финансовая «заморозка»: как фонд Норвегии и бенефициары соответствия меняют поведение
Крупнейший в мире суверенный фонд Норвегии (около 2 трлн долл. под управлением) в августе 2025 года объявил о начале выхода из целого списка израильских компаний; к середине месяца исключены уже 23 эмитента. Для публичного рынка это важный сигнал соответствия: глобальные управляющие получают «наружный» бенчмарк того, где проходит красная линия ESG-рисков.
С другой стороны, рейтинговые агентства удерживают суверенный рейтинг Израиля на пониженном, но инвестиционном уровне с «негативным» прогнозом, прямо увязывая перспективы с окончанием войны и траекторией долга/дефицита. По данным Минфина и Банка Израиля, дефицит бюджета подскочил до 6,9% ВВП в 2024-м, долг — примерно до 69% ВВП; на 2025 год закладывается дефицит около 4,9%. Это не коллапс, но пространство маневра сужается.
Гуманитарные метрики как драйвер политических решений
Ключевой фактор консолидации международной коалиции давления — не абстрактная «усталость от войны», а конкретные данные ООН и гуманитарных агентств. На середину сентября 2025 года, по данным ОCHA со ссылкой на Минздрав Газы, число погибших в секторе превысило 65 тысяч, раненых — 165 тысяч; фиксируется рост смертей от недоедания, а по состоянию на август-сентябрь в отдельных районах зафиксирована фаза голода IPC 5. Эти цифры становятся «языком политики» — от парламентских слушаний до судебных решений по экспортному контролю.
Реальность войны, в том числе новые волны ударов по Газе с десятками погибших в сутки, продолжает определять контент повестки в Брюсселе и национальных столицах. Каждая новая эскалация усиливает аргументы тех, кто требует не только «условных» призывов, но и экономических рычагов.
Персидский залив: после удара в Дохе «нормализация» превращается в вопрос безопасности
9 сентября 2025 года атака в Дохе, в результате которой погибли лидеры ХАМАС, стала дипломатическим землетрясением: Катар, опорная площадка посредничества, оказался непосредственно задействован; страны ССАГПЗ срочно координировали ответ; США и Катар одновременно объявили о новой оборонной сделке. Саудовская Аравия публично предупредила, что односторонние шаги по аннексии на Западном берегу перечеркнут любые сценарии нормализации. Это не разрыв, но и не «business as usual».
Параллельно Эмираты на официальном уровне отмежевываются от насилия поселенцев и жестких решений кабинета, демонстрируя, что «Абрахамовские соглашения» не дают Израилю карт-бланш. В результате «окно возможностей» 2020–2022 годов сузилось до сугубо прагматичного обмена — от энергетики до логистики — без политических бонусов.
Спорт и культура: символическое давление возвращается в большую политику
То, чего не хватало в 2023-м, теперь проявляется отчетливо: символическое давление. Министр спорта Испании призвал к фактическому отстранению израильских команд, а в УЕФА шла ожесточенная дискуссия о смене хозяина Евро-2028, если Израиль сохранится в пуле хозяйских связок. Голосования UEFA показывают: «южноафриканский паттерн» — не фикция, а возвращающаяся логика международной репутации. К этому добавляются культурные бойкоты и массовые кампании в индустрии кино и музыки. Да, решения не всегда проходят; да, суды иногда блокируют «академические бойкоты». Но тренд есть.
Энергетика и реальные взаимозависимости: почему «не нефть» — это важно
В отличие от ЮАР 1980-х, где экспорт сырья и торговля минеральными ресурсами давали Западу рычаги давления, Израиль — не крупный экспортер нефти/ГСМ и не располагает собственными мощностями СПГ. Его главный энергетический актив — газовые проекты Восточного Средиземноморья, где потоки идут в Иорданию и Египет, а не прямо в Европу. В 2024–2025 годах экспорт газа в Иорданию и Египет вырос примерно до 13,2 млрд куб. м (+13%), а в августе 2025-го консорциум Leviathan подписал с Египтом рекордный контракт на 35 млрд долл., параллельно объявив о новом трубопроводе через Ницану. Это значит: даже «жесткий» европейский шаг по тарифам не затрагивает критического для ЕС импорта топлива; у Брюсселя связаны руки политикой, но развязаны — энергетикой.
Для ЕС израильская доля в торговле товарами — порядка 0,8%; зато ЕС — крупнейший партнер для Израиля. И именно потому частичная приостановка торговых преференций — инструмент, который бьет по израильскому экспорту высокотеха и промышленной продукции, не затрагивая европейскую энергетическую безопасность.
Экономика войны: долговая динамика, рейтинг и частный сектор
Фискальная цена конфликта — сотни миллиардов шекелей. Оценки Банка Израиля и Минфина указывают на суммарный чек порядка 250–300 млрд шекелей уже к середине 2024 года; дефицит 2024-го — около 6,9% ВВП, долг — ~69% ВВП. S&P сохраняет «негативный» прогноз, апеллируя к рискам эскалации и затяжного конфликта. При этом ОЭСР в весеннем и июльском материалах рисует умеренно-позитивную траекторию на 2025 год (рост 3,3–3,5%), но подчеркивает: неопределенность «исключительно высока». Для израильской «новой экономики» это означает рост стоимости капитала, осторожность глобальных фондов и углубление «комплаенс-дисконта».
Где здесь «момент ЮАР» и в чем отличие нынешней изоляции
Опыт апартеида — это не только морально-политическая мобилизация, но и решения уровня ООН: Резолюция 418 (1977) ввела обязательное эмбарго на поставки оружия ЮАР; США приняли «Всеобъемлющий антиапартеидный акт» (1986), страны Содружества и олимпийское движение сформировали жесткий спортивный бойкот. Все это было комплексно и координировалось через универсальные институты. Сегодня такой архитектуры нет: СБ ООН заблокирован вето США; поэтому давление идет снизу-вверх — через Еврокомиссию, национальные суды, фонды, профсоюзы портов и отраслевые федерации. Масштаб — меньше, но охват — шире, потому что в игру включились финансовые и юридические контуры XXI века.
Одним из самых мощных рычагов давления на ЮАР в 1970–1980-х стали именно культурные и спортивные бойкоты. Не нефть, не даже золото, а невозможность играть в регби, участвовать в Олимпиадах и принимать международные гастроли превратили страну в символ изгнания. Израиль, похоже, начинает ощущать аналогичный тренд.
«Евровидение» как индикатор признания
Для Израиля участие в «Евровидении» — не только шоу, но и символ интеграции в «европейскую семью наций». С 1973 года Израиль выигрывал конкурс четыре раза, и каждое участие воспринималось как политическое признание. Теперь этот символ под угрозой: Ирландия, Испания, Нидерланды и Словения уже намекнули или прямо заявили, что откажутся участвовать в конкурсе 2026 года, если там будет представитель Израиля. Окончательное решение ожидается в декабре, но сам факт политизации конкурса отражает тренд — культурная изоляция больше не кажется невозможной.
Голливуд и бойкот киноиндустрии
Параллельно в США, в сердце глобальной культурной индустрии, за неделю было собрано более 4000 подписей под письмом с призывом бойкотировать израильские продюсерские компании, фестивали и телекомпании, «причастные к геноциду и апартеиду». Среди подписантов — звезды первой величины: Эмма Стоун, Хавьер Бардем и десятки других лауреатов «Оскара». Ответная реакция израильских продюсеров была предсказуемой: генеральный директор Ассоциации кино- и телепродюсеров Цвика Готтлиб заявил, что «нацеливаться на творцов, которые дают голос разнообразным нарративам», — ошибка. Но общественный эффект от писем такого масштаба трудно недооценить: на кону не кассовые сборы, а статус Израиля в системе мировой культурной легитимности.
Спорт: от велогонок до шахмат
В спорте удар наносится сразу по нескольким направлениям. На велогонке Vuelta de España выступления команды Israel-Premier Tech вызвали серию протестов, приведших к досрочному завершению этапа и отмене церемонии награждения. Премьер-министр Испании Педро Санчес назвал протесты «поводом для гордости», а оппозиция — «международным скандалом». В шахматах ситуация стала еще показательнее: семь израильских шахматистов снялись с турнира в Испании после того, как им сообщили, что они не смогут выступать под национальным флагом. Это уже не политика федераций, а стихийное давление снизу, из самих залов соревнований.
Европейские лидеры и давление внутри ЕС
Внутри самого Евросоюза картина также меняется. 10 сентября в ежегодном выступлении о положении Союза президент Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен прямо сказала: события в Газе «потрясли сознание всего мира». Уже 11 сентября — 314 бывших дипломатов и чиновников ЕС написали открытое письмо фон дер Ляйен и новому главе дипломатии Кайе Каллас, призвав пойти дальше и полностью приостановить действие Соглашения об ассоциации с Израилем.
Это письмо — не декларация уличных активистов, а голос европейского истеблишмента, тех, кто десятилетиями формировал внешнюю политику ЕС. Когда такие люди требуют разрыва, это сигнал о легитимизации самой идеи полного «развода» с Израилем на институциональном уровне.
Риторика и ответные шаги Израиля
Израиль реагирует жестко, часто переходя к обвинениям. Премьер-министр Биньямин Нетаньяху назвал заявления Педро Санчеса «откровенной угрозой геноцида». Глава МИД Гидеон Саар обвинил Европу в «антисемитской одержимости», отметив в соцсетях, что «даже когда Израиль борется за выживание, Европа не может устоять перед предвзятостью».
Проблема в том, что подобная риторика лишь усугубляет образ Израиля как страны, неспособной к дипломатии, воспринимающей любую критику как враждебность. Это зеркалит риторику ЮАР времен апартеида: в 1970-х Претория также называла санкции «проявлением расизма против белого меньшинства», что со временем только усиливало международное отчуждение.
«Дипломатическое цунами» как новая реальность
То, что происходит сегодня, израильские и мировые СМИ уже называют «дипломатическим цунами». В отличие от привычных дипломатических кризисов, которые можно смягчить кулуарными переговорами, нынешняя ситуация имеет кумулятивный эффект:
- санкции отдельных стран (Бельгия, Испания) превращаются в тенденцию;
- инициативы Еврокомиссии становятся институциональной основой для будущих решений;
- культурные и спортивные бойкоты бьют по символическому капиталу Израиля;
- правовой прессинг со стороны МУС и МС ООН ограничивает поле маневра.
Именно сочетание этих факторов и создает историческую аналогию с ЮАР: не одно решение, а «сеть» решений, которая постепенно изолирует страну от международного сообщества.
Голоса израильских дипломатов: между тревогой и скепсисом
Знаковым является то, что всё чаще именно бывшие высокопоставленные дипломаты Израиля публично выражают обеспокоенность. Джереми Иссачарофф, возглавлявший посольство в Германии в 2017–2021 годах, признает: международный авторитет Израиля в настоящий момент «подорван сильнее, чем когда-либо». Однако он осторожно добавляет, что многие меры международного давления «достойны сожаления», так как воспринимаются как атака не на политику конкретного правительства, а на весь народ.
По его мнению, признание Палестины в качестве государства может сыграть контрпродуктивную роль — оно усиливает аргументы таких фигур, как Безалель Смотрич и Итамар Бен-Гвир, убеждающих израильскую правую аудиторию, что «мир всё равно настроен против Израиля», а значит, курс на аннексию Западного берега — единственно верный ответ. Эта логика давно используется ультраправыми силами: международное давление трактуется не как стимул к компромиссу, а как подтверждение их риторики.
Тем не менее Иссачарофф не считает дипломатическую изоляцию необратимой: «Мы не находимся в ситуации Южной Африки конца 1980-х, но мы стоим на пороге». То есть сама аналогия с апартеидом уже стала частью политической дискуссии внутри Израиля, чего ещё несколько лет назад трудно было представить.
Аргументы «за давление»: позиция Илана Баруха
Илан Барух, бывший посол Израиля в Южной Африке в постапартеидный период, ушёл из дипломатической службы в 2011 году, мотивировав это тем, что «не может больше защищать оккупацию палестинских территорий». Сегодня он прямо проводит параллели с опытом ЮАР, заявляя: «Именно так Южную Африку поставили на колени».
Барух считает санкции необходимыми и оправданными, приветствует любые шаги европейцев — вплоть до ограничений визового режима и культурных бойкотов. Для него давление на Израиль — инструмент возвращения страны «в семью наций». С точки зрения Баруха, только внешняя «принудительная дипломатия» способна переломить внутренний политический баланс, где ультраправые доминируют за счёт страха и мобилизации на фоне конфликта.
Его позиция демонстрирует раскол внутри израильского экспертно-дипломатического сообщества: часть считает международное давление угрозой национальному единству, другая — спасением от изоляционистской и военной логики нынешнего правительства.
Аргументы скептиков: «исключение, а не правило»
Однако скепсис остаётся заметным. Даниэль Леви, бывший израильский переговорщик по мирному урегулированию, напоминает, что пока Испания и Бельгия — это скорее исключения, чем общая линия ЕС. Чтобы приостановить Соглашение об ассоциации или исключить Израиль из программы ЕС «Горизонт» в сфере науки и инноваций, необходимо единодушие. Германия, Италия, Венгрия и несколько других стран последовательно блокируют радикальные меры, опасаясь геополитических последствий и ущерба собственным интересам.
Этот аргумент показывает фундаментальное отличие нынешней ситуации от апартеидной ЮАР: в отношении Претории в 1980-х консенсус был почти всеобщим. В отношении Израиля — раскол внутри Запада остаётся очевидным. Более того, фактор США, которые при администрации Трампа выступают не просто защитником, а активным противником международных санкций против Израиля, делает изоляцию неполной.
Поддержка США как стратегический щит
Нельзя забывать ключевое обстоятельство: позиция Вашингтона. Новый госсекретарь Марко Рубио во время визита в Израиль прямо заявил, что отношения США и Израиля «остаются крепкими». Это сигнал и для Европы, и для международных институтов: без согласия США в Совете Безопасности ООН невозможно принять обязательные санкции.
Более того, Трамп не только снимает ограничения, введенные при Байдене, но и атакует саму систему международного правосудия, вводя санкции против судей МУС. Для Израиля это стратегический «зонтик», позволяющий маневрировать и не допускать превращения давления в полный аналог «южноафриканского сценария».
Между «точкой невозврата» и «окном возможностей»
Таким образом, дипломатическая изоляция Израиля находится в промежуточной фазе.
- С одной стороны, санкции отдельных стран ЕС, культурные и спортивные бойкоты, решения МУС и ICJ, а также давление суверенных фондов и бизнеса формируют устойчивый тренд.
- С другой — США и часть крупных европейских игроков блокируют превращение этого тренда в обязательный режим.
В итоге Израиль балансирует на грани: «момент ЮАР» ещё не наступил, но предпосылки для него закладываются.
Даниэль Леви резюмирует: Нетаньяху «вот-вот исчерпает себя», но страна пока «не дошла до конца пути». Этот образ точен: дипломатическое цунами уже накрыло Израиль, но пока ещё не разрушило его стратегические опоры.
За неполные два года войны в Газе на Израиль одновременно надавили три контура — юридический, дипломатико-экономический и общественно-культурный. Сочетание этих контуров действительно напоминает динамику позднего периода давления на Южную Африку, но с важными отличиями, которые пока удерживают ситуацию ниже рубежа «полной изоляции». Важно разобраться, где именно проходит этот рубеж, какие факторы уже перевалили через критическую отметку, а какие еще тянут систему в противоположную сторону.
Самое чувствительное и одновременно наименее управляемое для Тель-Авива — это правовые процессы. Ордеры Международного уголовного суда в отношении Биньямина Нетаньяху и Йоава Галланта остаются в силе: в июле Палата досудебного производства отклонила просьбу Израиля об их отзыве и отказалась приостановить расследование по палестинскому досье. Это не только ограничивает географию безопасных поездок для высших должностных лиц, но и создает режим постоянного юридического риска для государств, готовых ордеры исполнять. Параллельно в США введены санкции против судей и сотрудников МУС — инструмент политического сдерживания суда, который, однако, не отменяет последствий для третьих стран, где деятельность МУС не блокирована. В терминах «юридизации конфликта» это уже необратимый сдвиг: от «политики» к «праву», где каждый новый эпизод усиливает презумпцию контроля и подотчетности.
Гуманитарно-фактическая база санкционного консенсуса. На рубеже августа–сентября 2025 года зафиксирован скачок жесткости оценок со стороны профильных структур ООН: по линии ОCHA официально обновлены суммарные потери в Газе, а по линии IPC впервые подтверждена «Фаза 5» (голод) в Газийском губернаторате, с проекциями расширения на юг сектора. Именно подобные «верифицируемые факты» — численность жертв, карты недоедания и голода, отчет о разрушениях — становятся той опорой, на которую опираются политики, центральные банки и суды при оценке пропорциональности ответных мер против Израиля. Этот массив данных обеспечивает «кинетику» для юридических и экономических решений: без него громкие заявления остаются риторикой, с ним — трансформируются в нормативные акты и торговые режимы.
Дипломатико-экономический контур в Европе. Здесь тренд переломился в середине сентября. Еврокомиссия внесла предложение приостановить преференции по Соглашению об ассоциации в части тарифов, что затронет около 5,8 млрд евро израильского экспорта в ЕС и вернет стандартные пошлины (ориентировочно до 227 млн евро в год). Пакет сопровождался предложением персональных санкций против Итамара Бен-Гвира и Безалеля Смотрича, а также ряда особо агрессивных поселенцев. При этом реальная имплементация требует голосов государств-членов, и единства пока нет — прежде всего из-за позиций Германии и ряда центральноевропейских столиц. Это важная сдерживающая вилка: политическое ядро Брюсселя готово, но «критическая масса» Совета ЕС еще не собрана. Пока это «порог готовности», а не уже свершившийся торговый разворот, но сам факт выноса инициативы на стол — качественное изменение рамок.
Односторонние меры стран ЕС. Испания первой развернула пакет из девяти шагов: от полного эмбарго на поставки вооружений и запрета захода судов/самолетов с оружием для Израиля в порты и воздушное пространство Испании — до частичных импортных ограничений и визовых отказов лицам, причастным к геноциду/военным преступлениям. Эти решения не просто «символическая политика»: запрет транзита оружия и авиатоплива меняет логистику поставок, повышает издержки и политические риски для третьих стран. В ответ последовала резкая риторика Тель-Авива и зеркальные запреты на въезд испанских министров, но тренд на «национализацию» санкций внутри ЕС обозначен.
Политический перелом в англосаксонском мире. За одни сутки Великобритания, Канада и Австралия объявили официальное признание Государства Палестина, координируя шаги перед неделей высокого уровня в ООН, а Париж заранее сообщил о готовности завершить собственную процедуру в сентябре. Это не «юридическое» создание государства, но резкая поправка в распределении дипломатического капитала: признание открывает шлюз для судебного сотрудничества, бюджетной помощи, программ безопасности и миссий наблюдения, которые раньше политически блокировались. Чем больше критически важных стран перейдут в лагерь признания, тем сложнее будет изолировать этот тренд внутри ЕС и G7.
Общественно-культурный контур. Он работает как мультипликатор: из «фона» превращается в самостоятельный фактор издержек. Крупные культурные институции и массовые соревнования показали, что способны материализовать давление в форму отмен, бойкотов и организационных сбоев. Госвещатель Испании проголосовал за выход страны из «Евровидения-2026», если в нем будет участвовать Израиль; еще раньше аналогичные сигналы давали Нидерланды, Словения, Исландия и Ирландия. Финальный этап «Вуэльты» сорван многотысячными протестами против участия Israel-Premier Tech; награждение отменено. В шахматах семь израильских спортсменов снялись с испанского турнира после уведомления, что играть под своим флагом нельзя. Эти кейсы в совокупности — не про «имидж», а про расчетный риск: спонсоры и федерации начинают считать вероятность срыва турниров, затрат на безопасность и репутационных потерь.
Реакция в Персидском заливе после удара в Дохе. Саммит в Катаре вывел GCC на язык «совместной обороны», а эмир публично требовал «практических шагов». Формулы пока осторожны, но реторсией стали консультации о наращивании совместной ПВО/ПРО, угрозы пересмотра форматов взаимодействия и новая волна скепсиса в отношении гарантий безопасности со стороны США. Связность региона с израильской экономикой и логистикой ниже, чем связность Израиля с ЕС, но если здесь начнутся практические шаги (например, ужесточение полетных/портовых режимов или «техническое» замораживание элементов Абрамских соглашений), давление резко усилится.
Американский противовес. При администрации США президента Трампа Вашингтон удерживает линию «союз неизменен» — это подтверждают публичные заявления госсекретаря Марко Рубио и сопровождение его поездки в Израиль и Доху. Одновременно США стремятся удержать каналы с Катаром (обновление оборонного соглашения) и гасить наиболее токсичные последствия удара по Дохе, но принципиальная опора на Израиль не меняется. Пока эта американская «подпорка» не дает европейскому и международному давлению перейти в фазу тотальной координации.
Что все это значит в терминах «точки невозврата». Опыт Южной Африки конца 1980-х показывает: решающий «лом» состоял из четырех взаимосвязанных звеньев — правового (санкционный и визовый режимы, угрозы арестов), торгово-финансового (массовые тарифы/квоты, кредитные линии и списки исключений), институционального (исключения из программ ЕС/ОЭСР и отраслевых ассоциаций) и символического (культура/спорт). В израильском кейсе два звена уже вошли в стадию устойчивой работы: юридическое (МУС) и символическое (культура, спорт). Торгово-финансовое звено на подлете к системному уровню — при условии, что Совет ЕС поддержит предложение Комиссии о приостановке торговых преференций, а национальные пакеты (как у Испании) расширятся и станут типовыми. Институциональное звено пока «на подходе»: дискуссии о части исследовательских программ и контрактах ведутся, но критической массы решений еще нет. Именно поэтому Израиль пока «в преддверии» южноафриканского сценария, но не в нем.
Ключевые триггеры, которые могут перевести систему в состояние «жесткой изоляции» в горизонте ближайших месяцев, известны и измеримы. Первый — формальное решение Совета ЕС по предложению Комиссии и его расширение через зеркальные шаги ключевых столиц ЕС (в первую очередь Берлин, Рим). Второй — каскад последующих признаний Палестины с конкретными «приложениями» (наблюдательные миссии, целевые фонды, полицейско-судебное взаимодействие). Третий — практическая реализация культурно-спортивных бойкотов в формате «по умолчанию» (массовые отказы, переносы, исключения), а не точечных кейсов. Четвертый — правоприменение по линии МУС: достаточно одного известного эпизода ареста/задержания по ордеру в юрисдикции дружественной ЕС страны, чтобы траектория стала необратимой. Все это нарастает на гуманитарную фактуру (жертвы, голод), которая служит для политиков «обоснованием необходимости».
Противодействующие факторы столь же понятны. Во-первых, позиция США: пока она остается опорной для Израиля, у ЕС нет единого «якоря» трансатлантической координации санкций и ограничений. Во-вторых, раздробленность ЕС и национальные «красные линии» по отдельным типам мер. В-третьих, у части европейских правительств сохраняется скепсис относительно эффективности «момента признания» Палестины как инструмента немедленного влияния на военные решения Израиля. И, наконец, региональные игроки в Заливе пока не конвертировали свои заявления в жесткую практику реторсии, хотя дипломатическая температура там максимальная со времен кризиса 2017 года. Эти три сдерживающих механизма образуют «каркас допустимости» для действий кабинета Нетаньяху. Что может повернуть тренд. Историческая аналогия с Приторией, как это ни парадоксально, указывает и на «выход». Тогда поворот обеспечили четыре связки: прекращение практик, которые квалифицировались как «системные преступления», быстрые гуманитарные развязки, верифицируемые шаги к инклюзивному политическому решению и частичная правосудная обработка прошлого. В прикладном плане для Израиля это означало бы: устойчивое прекращение огня с многосторонним мониторингом; полноценный доступ гуманитарной системы в Газу с гарантией логистики; формальная «заморозка» расширения поселений и любых аннексионистских инициатив; согласованная с ключевыми партнерами дорожная карта к политическому урегулированию, где пакет признаний Палестины встроен в поэтапные условия безопасности; независимые процедуры рассмотрения эпизодов, которые стали предметами правовых претензий (включая кооперацию по конкретным запросам международных инстанций). Такая конфигурация резко ослабила бы аргументацию в пользу дальнейшего «наращивания санкций» в Европе и дала бы Вашингтону политическое основание активнее замораживать самые болезненные европейские инициативы.
И наоборот, углубление нынешней линии — штурм плотной городской среды без гуманитарных развязок, угрозы аннексии на Западном берегу, жесткие силовые акции за пределами театра конфликта (по типу удара в Дохе), демонстративное игнорирование ордеров МУС — почти гарантированно ускорит в ЕС переход от дискуссий к голосованиям и правоприменению, а в обществе — от точечных бойкотов к «новой норме» исключений и отказов. В этой логике каждая следующая неделя войны и голода повышает вероятность того, что экономический контур (торговля, финансы, исследовательские программы) догонит уже сформированные юридический и культурный.
Израиль действительно подошел к краю воронки международной изоляции — это подтверждают юридические решения, рост числа признаний Палестины и «материализация» культурно-спортивного бойкота. Но «южноафриканский момент» в чистом виде еще не наступил, прежде всего из-за американской «подпорки» и фрагментации ЕС. Поэтому конфигурация на конец сентября 2025 года — не приговор, а развилка. Окно деэскалации узкое, но технологично понятно: гуманитарный доступ, проверяемое прекращение огня, политическая дорожная карта с участием ключевых посредников и минимальный пакет правовой кооперации. Если же в ближайшие недели это окно не будет использовано, то последним «щелчком» может оказаться именно европейская торговая и институциональная часть — переход от предложений Комиссии к юридически обязывающим решениям Совета, после чего «держать» систему от южноафриканского сценария будет значительно труднее.
P.S. Риторика важна, но ее всегда переопределяют факты. Именно поэтому сентябрьские источники, которые формируют «экраны» для политических решений, стоит воспринимать как прогнозирующие индикаторы, а не просто как фон: Состояние Союза Урсулы фон дер Ляйен («случающееся в Газе потрясло совесть мира»), открытые письма сотен бывших европейских послов, официальные признания Палестины Лондоном, Оттавой, Канберрой, проект Комиссии по тарифам и санкциям, закрепленные данными ООН о жертвах и голоде. Совместно они и создают ту траекторию, которая либо переведет Израиль в режим структурной изоляции, либо — при наличии политической воли — даст шанс на управляемую деэскалацию.