
В Париже пахнет весной, но это не только из-за цветущих каштанов на Елисейских Полях. В политическом воздухе витает ощущение нового начала: Германия и Франция снова танцуют свой многолетний дуэт. На этот раз в исполнении нового тандема — Эммануэля Макрона и Фридриха Мерца.
В дипломатических кулуарах уже шутят: если старый добрый мотор Европы вновь завёлся, то на этот раз с французским бензином и немецкой трансмиссией. А между тем, в кабинетах канцлера и президента, кажется, слышен вполне явный гул взаимопонимания. Ни много ни мало — медовый месяц. И пусть пока он длится всего лишь несколько недель, Европа затаив дыхание гадает: сколько же он продлится?
Первый жест, как водится, всё решил: Мерц выбрал Париж для своего первого зарубежного визита. Это не просто протокол — это любовное письмо, написанное на пергаменте стратегической необходимости. Он приехал не просто поздороваться, а сказать: "я не Шольц".
Для Макрона, уставшего от дежавю с немецкими канцлерами, от которых было больше нейтральности, чем нейтрона в водородной бомбе, появление Мерца — почти откровение. Французский президент уже не первый год ищет в Берлине союзника, способного не просто слушать, но и отвечать. “Надеемся, что еврофил Макрон наконец нашёл в Германии взаимность,” — с горькой иронией замечает французский дипломат.
И ведь действительно: между ними — химия. Но вопрос в другом: не окажется ли она чисто лабораторной?
Немецкий отзвук на французские фанфары обороны — это событие. Германия, отказывающаяся от своего фетиша "долгового тормоза", ради увеличения военного бюджета, — для Парижа почти чудо святого Георгия, победившего дракона пацифизма. А Трамп, как ни странно, стал тем внешним раздражителем, который сплотил континентальных союзников. Его пошлины и размытые намёки о НАТО вынудили Берлин наконец признать: Америка — не всегда родной батюшка.
Сегодня Мерц говорит о независимости Европы от США с такой прямотой, что де Голль аплодировал бы стоя. Макрон, вынашивающий идеи стратегической автономии уже не первый срок, наконец-то получил в лице немецкого канцлера не просто попутчика, а, возможно, соавтора.
Разговоры об интеграции оборонных систем, кооперации в производстве оружия, и наконец — о реанимации проектов вроде FCAS или MGCS (истребители, танки, всё как в старые добрые времён Старого Света) — всё это звучит как предсвадебный контракт, где обе стороны обещают не только верность, но и совместные инвестиции.
Но и тут — тернии. Германия по-прежнему заигрывает с США и Израилем, покупая у них системы ПВО, а Франция раздражается: мол, опять вы на стороне невесты с другой свадьбы.
Здесь начинается другая сцена. Макрон — поклонник атомной стабильности, Берлин — возлюбленный зелёных фантазий. Но Мерц, к счастью для Парижа, не столь романтичен в энергетических делах. Он готов допустить атом в компанию "зелёных", если тот будет вести себя как джентльмен.
Однако споры о водороде не утихают. Франция затягивает H2Med, и Германия нервничает: ведь за этим трубопроводом стоят не только мегаватты, но и доверие бизнеса, особенно в индустриальном сердце Рура.
Когда дело доходит до МЕРКОСУР, страсти закипают. Германия, одержимая экспортом, мечтает о новых рынках в Латинской Америке. Франция, влюблённая в своих фермеров, не готова отдать им на съедение дешевое бразильское мясо.
Мерц настаивает: торговля — это наш кислород. Макрон пока отнекивается, но уже заметны нотки колебания. И если французский лидер в конце концов пойдёт на уступки, это будет не что иное, как дипломатический поцелуй с привкусом политического самоубийства на родине.
Продолжение следует… (в следующем сообщении)
Франция вновь настаивает на европейской схеме совместного заимствования. Макрон говорит о "финансовом электрошоке" для спасения экономики Европы. Он требует, чтобы ЕС встал с дивана бюрократии и, наконец, начал действовать как геополитический игрок, а не как бухгалтерский клуб. В этом замысле он хочет, чтобы Мерц стал его соавтором.
Но не всё так просто: немецкая экономическая праведность — это не роман, это религия. И хотя Мерц уже пошёл на еретические уступки, ослабив "долговой тормоз", полностью отвергнуть фискальный пуризм он не решится. Слишком опасно — и для внутрипартийного равновесия, и для общественного мнения.
Берлин, привыкший зарабатывать, а не занимать, воспринимает идеи Макрона с тем же подозрением, с каким бухгалтер смотрит на поэта, предлагающего написать бюджет в стихах. Поэтому Мерц обещает подумать... но только после того, как Брюссель научится нормально закупать пушки, а не задерживать контракты на месяцы.
Франция давно мечтает вырваться из тени Вашингтона. Германия же, как правило, предпочитала под ней прятаться. Макрон всегда подозревал, что каждый раз, когда он говорит с Берлином — третье ухо на линии принадлежит Госдепу.
Но с возвращением Дональда Трампа, который раз за разом даёт понять, что Европа — не его приоритет, даже Берлин осознал: пора учиться говорить без американского телесуфлёра. Для Макрона — это шанс. Для Мерца — необходимость.
И всё же, хоть сегодня они и пьют один кофе на двоих, за столом всё равно стоят три чашки. Тень Вашингтона ещё не ушла, и танго Франции и Германии всё ещё можно прервать, если прозвучит команда "один шаг назад".
Если у Франции и Германии и есть шанс на перезагрузку, то его имя — реформа Европейского Союза. Здесь, на уровне сверхструктур, Мерц и Макрон сталкиваются не как друзья, а как старые соседи, которым вдруг пришлось жить в одной квартире.
Макрон мечтает о более сильной, централизованной Европе, о Европе как государстве-гигенте, способном конкурировать с США и Китаем не только нормами, но и мускулами. Его предложения включают отмену принципа единогласия, перераспределение полномочий в пользу Европейской комиссии, создание самостоятельных оборонных и технологических структур. Это Европа в образе grande dame, решительной и величественной.
Мерц — воспитанник немецкой школы компромисса и сдержек. Он боится слишком сильного Брюсселя, не потому что не верит в идею Европы, а потому что верит в федерализм. Его Европа — это скорее парламент в пансионате, где у каждого свои тапочки и расписание, но есть общий сад.
И тут встаёт вопрос: как построить общий дом, если один мечтает о замке, а другой — о загородной вилле с отдельными входами?
И в этом смысле тандем Макрон-Мерц — не просто союз лидеров, это зеркало Европы. В каждом из них — фрагмент континентальной паранойи: у Франции — страх быть оставленной в одиночестве, у Германии — фобия потерять контроль над собственным будущим.
Сближение двух стран — это акт стратегической терапии. Они лечат друг друга от старых травм: Франция — от утраты влияния, Германия — от навязчивой ответственности. Но как любая терапия, это сближение будет болезненным. Особенно если начнут всплывать старые счета, как в вопросе санкций, миграции или расширения ЕС на Восток.
Во французской политике часто говорят: les grandes décisions se prennent à table — большие решения принимаются за столом. Именно поэтому детали, казалось бы, второстепенные — важны. Какая вода стоит на переговорах, какое вино подают на ужине, чья музыка играет в кулуарах саммита — всё это часть игры.
Факт, что первый визит Мерца — в Париж, а не в Варшаву или Брюссель — говорит громче любой ноты "Оды к радости". А то, что Макрон принимает Мерца в Версале, а не на безличных этажах Елисейского дворца, — символ политического флирта, который перешёл в стадию романтического признания.
Но у этого альянса, как и у любой страсти, есть враги — изнутри.
У Мерца — это не только "зелёные" и либералы, но и часть его собственной партии, которая с недоверием относится к чрезмерно теплым отношениям с Францией. Они боятся, что за объятиями Макрона скрывается политическое удушение.
У Макрона — это внутренний фронт: от уличных протестов и фермерских восстаний до растущей угрозы со стороны Марин Ле Пен. Любое приближение к идеям Мерца может быть воспринято как отступление от своих принципов и стоить ему дорого на следующих выборах.
Вопреки всем страхам, разногласиям и раздражениям, именно сейчас у Европы есть шанс перезапустить свою ось. Германия и Франция не обязаны быть одинаковыми — достаточно, чтобы они шагали в одном направлении. Их союзу не нужно быть идеальным, нужно быть рабочим. Европа не требует любви, ей нужна функциональная гармония.
Как писал Поль Валери, “Европа — это не место, это идея”. И если идея франко-германского двигателя будет снова работать, то Европа сможет вновь обрести цель, а не только процедуры.
Мерц и Макрон — это не просто политики. Это две метафоры одного континента. Один — инженер, другой — дирижёр. Один знает, как соединить провода, другой — как зажечь прожектор. Если они найдут общий язык — Европа вновь заговорит громко. А если нет — ей снова придётся шептать под диктовку чужих голосов.
Пока же Париж и Берлин играют в дуэт. И если им удастся не только настроиться друг на друга, но и сыграть мелодию, от которой дрогнет Брюссель — Европа услышит новый аккорд своей истории.
Франко-германский локомотив вновь на рельсах. Макрон и Мерц — словно герои романа Эриха Марии Ремарка, встретившиеся на фоне дрожащей Европы. Оба изранены старыми союзами, оба ищут нового смысла в единстве. И оба понимают, что без этой истории не будет новой главы ни у Франции, ни у Германии, ни у ЕС в целом.
Но история Европы знает: за каждым союзом следуют сомнения. За каждым совместным проектом — национальный интерес. А за каждым медовым месяцем — понедельник. Так долго ли продлится эта весна в отношениях двух держав?
Ответ кроется не только в подписанных соглашениях, но и в личностях двух лидеров. Макрон — визионер, играющий на органе амбиций. Мерц — прагматик, проверяющий каждую ноту перед тем, как пустить звук. Пока они играют в унисон — Европа слушает. Но достаточно одной фальшивой ноты — и дуэт снова превратится в диссонанс.
А пока — музыка звучит. И Европа надеется, что это — не прелюдия к финалу, а увертюра к новой симфонии.