...

Продолжающийся военный кризис в Газе демонстрирует поразительную устойчивость к деэскалации, несмотря на усиливающееся давление со стороны мирового сообщества, протесты внутри Израиля и риск углубления региональной дестабилизации. То, что на поверхности может показаться жестким, но прагматичным ответом на терроризм, при более внимательном разборе обнаруживает совсем иную, куда более тревожную картину — это не столько борьба за безопасность Израиля, сколько политический и личностный квест Биньямина Нетаньяху, сопровождаемый циничным расчетом, манипуляцией союзниками и риском тотальной дипломатической изоляции.

Новый "зеленый свет" от Вашингтона: политическая индульгенция?

На фоне неутихающих боев в Газе решающим фактором для действий израильского правительства стало заявление президента США Дональда Трампа. На прямой вопрос о возможности израильской оккупации Газы, Трамп ответил: «Это дело самих израильтян. Мы не будем вмешиваться в решения, которые они считают необходимыми для своей безопасности». Формально подчеркнув приоритет гуманитарных поставок, он, по сути, снял с Израиля дипломатические ограничения, которые еще год назад были бы немыслимы. По словам профессора Гарвардского университета по международным отношениям Стивена Уолта, «Такой ответ эквивалентен политическому карт-бланшу. Он развязывает руки, оставляя за Вашингтоном видимость дистанции».

Момент выбран неслучайно. По данным отчета Центра стратегических и международных исследований (CSIS) от июля 2025 года, более 70% ударных подразделений ХАМАС были либо уничтожены, либо рассеяны. Однако это военное преимущество — временное. Именно сейчас Израиль стремится использовать «окно возможностей», пока международное давление не приобрело необратимый характер.

Парадоксально, но при всей риторике о безопасности, вектор текущих решений указывает не на заботу о заложниках или будущем региона, а на банальную политическую самосохранность. Политический обозреватель издания The Times of Israel Давид Хоровиц пишет: «В случае немедленного прекращения огня, Нетаньяху потеряет поддержку ядра своего электората. Это станет поражением не в Газе, а в Иерусалиме».

По данным опроса института Израильской демократии (Israel Democracy Institute) от 4 августа 2025 года, 64% израильтян считают, что ХАМАС должен быть «полностью уничтожен», даже если это увеличит угрозу для заложников. Однако те же респонденты в 72% случаев заявляют, что «премьер-министр в меньшей степени заботится о семьях заложников, чем о собственном выживании».

Это — симптом политического цинизма, когда заложники превращаются в разменную монету. Подчеркивая это, бывший начальник штаба ЦАХАЛа генерал-лейтенант Гади Айзенкот на закрытом брифинге в Кнессете заявил: «Операция может уничтожить боевиков, но не гарантирует возвращение живых заложников. Более того, она повышает вероятность их гибели в геометрической прогрессии».

Никаких убедительных сценариев по выходу из оккупации в публичной плоскости до сих пор не представлено. И это одна из ключевых точек, где стратегический анализ подменяется воинственным пиаром. По утечкам в издании Haaretz, в кабинете министров неоднократно звучали предложения «не возвращать Газу» Палестинской автономии и установить постоянное военное присутствие, якобы «для недопущения нового ХАМАС».

Однако подобный шаг игнорирует уроки прошлого. После ухода Израиля из сектора в 2005 году он, по данным ООН, столкнулся с беспрецедентной волной международной легитимации. Оккупация же немедленно перечеркнет эти достижения. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш 29 июля 2025 года заявил: «Полная оккупация Газы будет юридически рассматриваться как аннексия и нарушит четвертую Женевскую конвенцию».

Если первая часть этого политико-военного уравнения описывает намерения Нетаньяху, то вторая — освещает риски, которые с каждым днем все труднее игнорировать даже самым лояльным союзникам Израиля. Масштаб последствий возможной оккупации Газы выходит далеко за пределы Ближнего Востока, ставя под угрозу не только будущее мирных инициатив, но и саму устойчивость международной системы союзов, выстраивавшейся десятилетиями.

Гуманитарная катастрофа, которая разрушает миф о «точечной войне»

По данным отчета World Food Programme от 1 августа 2025 года, более 82% населения Газы находятся на грани голода. 69% медицинской инфраструктуры разрушено. 92% населения не имеют доступа к питьевой воде. UNICEF подтверждает: с начала июля более 3800 детей погибли в результате боевых действий, свыше 9000 ранены.

Это больше, чем во всех вооруженных конфликтах мира вместе взятых за аналогичный период.

Даже лояльные ранее организации, такие как Международный Комитет Красного Креста, в своем официальном брифинге 5 августа заявили: «Гуманитарная ситуация в Газе беспрецедентна. Она выходит за пределы даже самых темных сценариев, с которыми мы сталкивались в Афганистане, Сирии и Йемене».

Фактически, разворачивается гуманитарная катастрофа, которая напрямую противоречит заявленной цели — обеспечить безопасность Израиля. Наоборот, каждая новая атака и каждый убитый ребенок укрепляют нарратив ХАМАС и усиливают радикализацию в регионе.

Протестная волна внутри Израиля: «поздний Майдан»?

События в Израиле летом 2025 года все чаще сравнивают с «поздним Майданом» — не в смысле попытки госпереворота, а как признак нарастающего расслоения между гражданским обществом и правящей верхушкой. Протесты, охватившие страну с начала июля, по масштабам, интенсивности и политической значимости превзошли даже антивоенные выступления 1982 года против Второй Ливанской войны.

Особенность нынешнего протестного движения — в его составе. В отличие от традиционно левых манифестаций начала конфликта, сегодняшняя уличная волна охватывает широкий спектр израильского общества. Помимо представителей пацифистских движений и оппозиционных партий, на демонстрации выходят военные ветераны, бывшие офицеры спецподразделений, родители и родственники похищенных в октябре 2023 года граждан, а также резервисты, отказывающиеся участвовать в операциях ЦАХАЛ в секторе Газа.

Самым ярким событием стал митинг в Иерусалиме 31 июля, на котором выступили бывшие командиры элитных подразделений «Сайерет Маткаль» и «Шайетет 13». Эти структуры традиционно ассоциируются с национальной гордостью и военной доблестью, и факт их открытой критики текущей стратегии говорит о серьезном тектоническом сдвиге в общественном мнении. Фраза «мы не спасаем наших братьев, а ставим их под угрозу» отражает не столько антивоенную позицию, сколько глубокое разочарование в логике происходящего.

Тамир Пардо, бывший глава «Моссада», позволил себе беспрецедентную формулировку: «Сознательная игра на крови». Такие слова в Израиле, особенно из уст людей подобного уровня, звучат как тревожный сигнал для всей системы. Это не протест против войны как таковой, а протест против бессмысленного кровопролития, ведущего не к стратегическим достижениям, а к моральному и политическому банкротству.

На этом фоне резонанс вызывает не только массовость протестов (280 тысяч в Тель-Авиве 2 августа, по данным полиции), но и их устойчивость. Люди не расходятся. Они возвращаются снова и снова, требуя отставки не только конкретных министров, но и пересмотра всей архитектуры управления страной в условиях кризиса. Отсутствие внятного плана выхода из конфликта, игнорирование голосов семьи заложников и эскалация военных операций на фоне гуманитарной катастрофы в Газе усиливают ощущение, что правительство действует вслепую — или, что еще опаснее, сознательно ведет страну к тупику.

Израильская общественность, исторически готовая к высоким издержкам ради безопасности, на этот раз начала задавать вопрос: а что именно считается победой в этой войне? Ответа нет. И это, возможно, главный катализатор текущих протестов. Впервые за долгое время народ требует не силы, а смысла.

Израиль рискует остаться без союзников

События июля–августа 2025 года выявили крайне болезненный и системный изъян израильской внешней политики: полную зависимость от доверия ключевых партнеров при одновременном игнорировании их дипломатических сигналов. Иными словами, Израиль оказался в позиции, когда его реальная сила оказалась подорвана не на поле боя, а на площадках парламентов и международных организаций. Угрозу представляет не столько военное поражение, сколько геополитическая изоляция.

С приходом Дональда Трампа к власти в январе 2025 года Израиль получил неформальную индульгенцию на военные операции в Газе. Однако это не означало абсолютной поддержки всего истеблишмента. Республиканская элита сохраняет лояльность, но демократическое крыло Конгресса демонстрирует растущую неприязнь к израильскому правительству. Ярким проявлением этого стал спич сенатора Криса Мерфи (D-Connecticut), заявившего 30 июля на заседании комитета по международным делам: «Поддерживать действия, ведущие к этнической чистке, — это не союзничество, а соучастие».

В условиях грядущих выборов в Сенат и внутрипартийной борьбы, тема Палестины становится все менее токсичной для американской публики и все более опасной для Израиля. Особенно на фоне сообщений о массовых жертвах среди мирного населения в Газе.

Кроме того, аппараты Госдепа и ЦРУ, по инсайдерским утечкам, выражают обеспокоенность ростом антиамериканских настроений в арабском мире, вызванных безусловной поддержкой Израиля. Это усиливает давление на Трампа, который, хотя и не стремится к охлаждению отношений с Иерусалимом, вынужден учитывать общий контекст.

Франция, традиционно игравшая роль посредника между арабским миром и Израилем, в этом году резко изменила тональность. Удар по больнице в Рафах 27 июля, унесший жизни 52 гражданских, стал политическим рубиконом. Президент Эммануэль Макрон, ранее деликатно подбиравший формулировки, публично назвал происходящее «военным преступлением». Это заявление было не просто эмоциональной реакцией — оно запустило механизм консультаций о возможном официальном признании Палестины на уровне Франции.

Париж не действует в одиночку. Елисейский дворец координирует позиции с Берлином, Брюсселем, Мадридом и Осло. При этом французские военные, традиционно близкие к разведывательному сообществу Израиля, начали дистанцироваться от публичной поддержки Иерусалима — что особенно заметно по высказываниям бывших офицеров DGSE.

Канада, один из немногих партнеров Израиля, сохранявших лояльность даже в тяжелые периоды, выступила с заявлением, которое прозвучало как дипломатическая пощечина: «Канада больше не может безусловно поддерживать политику, которая приводит к гибели тысяч гражданских».

Формально это не разрыв отношений, но на практике — резкое охлаждение. Министерство иностранных дел Канады приостановило участие в некоторых совместных программах, а парламент начал обсуждение ограничения военных контрактов.

Германия, долгое время считавшая поддержку Израиля моральным долгом, впервые со времен Второй мировой войны публично поставила под сомнение обоснованность поставок оружия. По данным Der Spiegel, 41% депутатов правящей коалиции выступают за приостановку экспортных лицензий, а ряд депутатов социал-демократов поднимают вопрос о создании механизма независимого контроля за использованием немецких вооружений в Газе. Такая инициатива еще недавно казалась невозможной.

Вся конструкция израильской внешней политики десятилетиями опиралась на две аксиомы: стратегическое партнерство с США и де-факто нейтралитет ЕС. Сегодня обе опоры под угрозой. Мягкая сила Израиля — его способность влиять на международные элиты через диаспору, дипломатические миссии, культуру и интеллект — начала давать сбои, когда вместо диалога с союзниками Израиль перешел в режим односторонних действий.

Символичным стало то, что в июле Израиль не получил приглашения на внеочередной саммит стран G7, где обсуждался вопрос гуманитарной катастрофы в Газе. Его место в повестке обсуждали, но — в третьем лице.

Израиль не был на встрече. Израиль был предметом обсуждения.

Это, возможно, самый тревожный сигнал из всех.

Прецедент признания Палестины: эффект домино

Одним из самых опасных геополитических последствий войны в Газе летом 2025 года может стать не столько военное поражение, сколько дипломатическое разоружение Израиля. Массовое признание Палестины на уровне государств-членов Европейского Союза и в структурах ООН больше не представляется гипотетическим сценарием. Наоборот, оно стремительно превращается в политическую реальность, имеющую все шансы запустить необратимый процесс трансформации международного статуса Израиля — из регионального гегемона в изолированного игрока, отягощенного правовым клеймом «оккупанта».

По информации, просочившейся из дипломатических каналов МИД Испании, шесть европейских государств — Ирландия, Бельгия, Португалия, Словения, Люксембург и Норвегия — находятся в продвинутой стадии подготовки к координированному акту признания Государства Палестина в границах 1967 года. Инициатива поддержана парламентами и одобрена в соответствующих комитетах по внешним связям. Формально речь идет о символическом жесте — но в международных отношениях символы часто оказываются политическими рычагами.

Наиболее тревожным сигналом для Израиля является возможность присоединения Франции. Ее участие превращает символ в прецедент. Французское признание Палестины не только изменит расстановку голосов в Генеральной Ассамблее ООН, но и станет импульсом для других стран G20, включая Латинскую Америку, ЮАР, Индонезию и Малайзию.

Это создает эффект домино: каждая следующая страна будет рассматривать признание не как политическое исключение, а как новое дипломатическое правило. Легитимность Израиля в международных структурах будет подвергнута переоценке — не отмене, но ограничению.

Правовая архитектура: между Гаагой и Рамаллой

С признанием Палестины в международно-правовом поле появляется новое понятие: оккупация действующего субъекта международного права, а не спорная территория. Это критическая разница. До настоящего момента Израиль утверждал, что статус Газы и Западного берега остается предметом переговоров. Но признание Палестины превращает их из «спорной зоны» в зону военного контроля над признанным государством. Такой статус автоматически включает в себя положения Женевской конвенции IV, Гаагского регламента 1907 года, Римского статута Международного уголовного суда.

Иными словами, юридически легитимной становится постановка вопроса о военной оккупации, сопровождаемой нарушениями гуманитарного права. Это позволяет Международному уголовному суду в Гааге расширить юрисдикцию, включая не только индивидуальные преступления, но и системные действия против гражданского населения.

Именно в этом контексте стоит рассматривать заявление Хавьера Соланы, бывшего главы Европейской внешнеполитической службы:

«Если оккупация Газы состоится, Европе останется только одно: признать Палестину и выдвинуть Израилю требования как к оккупанту».

Символический сдвиг: от жертвы к обвиняемому

На протяжении десятилетий Израиль удерживал в международном дискурсе статус государства-жертвы, выстраивая свою стратегию soft power вокруг темы Холокоста, безопасности враждебного окружения и борьбы с терроризмом. Признание Палестины и массовая юридическая реакция меняют оптику. Государство Израиль все чаще воспринимается не как объект угрозы, а как субъект подавления.

Публичный дискурс меняется. Даже в лояльных ранее медиа (например, в британских The Guardian или немецком Die Zeit) риторика сместилась от обороны Израиля к требованию ответственности. Эта тенденция подкрепляется растущим количеством публикаций с фокусом на разрушениях, гуманитарной катастрофе и эмоциональными нарративами о судьбе палестинских семей.

Для Израиля это означает переход от объяснительной дипломатии к оправдательной, а это — крайне уязвимая позиция в условиях глобальной медиавойны.

Тактический просчет Нетаньяху

Правительство Нетаньяху, вероятно, недооценило темп и глубину трансформации международного мнения. Делая ставку на военную победу, оно оказалось неготовым к дипломатическому обрушению. Долгое время кабинет премьера блокировал любые инициативы, связанные с переговорами о будущем Палестины, полагая, что «временное управление» может продолжаться бесконечно.

Но нынешняя ситуация показывает: временное стало неприемлемым. Мировое сообщество — и прежде всего Европа — более не желает оставаться статистом в затяжном конфликте, последствия которого сказываются на глобальной безопасности, миграции и устойчивости международных институтов.

Если инициатива шести стран плюс Франция будет реализована в сентябре 2025 года — в кулуарах ООН или через параллельные дипломатические каналы, — это изменит расстановку сил в международных организациях, включая Международный уголовный суд, Совет по правам человека и структуры гуманитарной помощи. Израиль окажется в положении, когда любые дальнейшие действия в Газе будут автоматически классифицироваться как действия на территории другого государства.

Это создает двойную уязвимость: юридическую (угроза международных исков и ордеров) и политическую (изоляция в рамках ключевых союзов). И если раньше речь шла о конфликте с ХАМАС, теперь Израиль рискует оказаться в противостоянии с миром.

За пределами политической рациональности

С каждым днем становится все очевиднее: нынешний курс Израиля под руководством Биньямина Нетаньяху — это не просто политический выбор, а трагическая трансформация государства в инструмент спасения одного человека. Израиль, некогда считавшийся оплотом демократии на Ближнем Востоке, все стремительнее отдаляется от своих традиционных союзников, теряет моральную легитимность в глазах глобального Юга, и все чаще оказывается на скамье международных обвинений — в то время как его премьер действует так, будто движим не национальными интересами, а инстинктом политического выживания.

Сегодня мы являемся свидетелями изощренной подмены понятий. Официальный Тель-Авив называет это борьбой с терроризмом, защитой нации, ответом на угрозу. Но чем дальше развивается конфликт в Газе, тем менее убедительной выглядит эта риторика. На фоне тысяч убитых, разрушенной инфраструктуры, гуманитарной катастрофы, фактической блокады помощи и полной дегуманизации палестинского населения, все это уже не воспринимается как оборона. Это — сознательное наступление на международное право, на ценности, на само представление о моральных границах государственности.

Профессор Эхуд Менахем неслучайно написал в Jerusalem Post, что «мы наблюдаем не конфликт между государствами, а борьбу одного человека за сохранение власти любой ценой — ценой нации, ценой жизней, ценой будущего региона». Это не гипербола. Это — диагноз. И в этом диагнозе скрыт главный страх: Израиль уже не управляется как республика, он управляется как осажденная крепость, где командир готов пожертвовать всем, чтобы не покинуть мостик управления.

Внешнеполитическая изоляция Израиля набирает обороты. Более 25 стран открыто обвинили Тель-Авив в блокировании гуманитарной помощи и несоблюдении международного гуманитарного права. Впервые в истории Международный суд выдал ордер на арест действующего премьер-министра Израиля. Растет напряженность даже с США, несмотря на безусловную военную и финансовую поддержку — Белый дом все чаще делает «озабоченные» заявления, а в Конгрессе множатся голоса за пересмотр подхода к «особым отношениям».

Глобальный Юг смотрит на Израиль с отчуждением. Для стран Африки, Латинской Америки, значительной части мусульманского мира поведение Нетаньяху — это воплощение не только колониального высокомерия, но и стратегического цинизма: Запад прощает своему союзнику то, за что другим режимам угрожает санкциями, интервенциями и трибуналами. Это вызывает у этих стран не только протест, но и желание выстроить собственную международную архитектуру, свободную от западного лицемерия. Израиль становится катализатором этого сдвига.

Но самое тревожное — это то, как раскалывается изнутри сам Израиль. Общество деморализовано, армия демотивирована, правовая система подвергнута давлению. Нетаньяху использует страх — страх перед ХАМАС, страх перед Ираном, страх перед изоляцией — как топливо для удержания власти. Любая попытка критики объявляется изменой, любое несогласие — угрозой нацбезопасности. Тем самым происходит разрушение базовой ткани демократии, где несогласие — это норма, а не преступление.

Сегодняшний конфликт в Газе — это не просто о ХАМАС. Не только о заложниках. Не только о границах. Это — о границах допустимого в международной политике. Где предел того, что может позволить себе лидер демократического государства? Когда внешняя индульгенция сочетается с внутренней слепотой, а страх становится главным рычагом власти — наступает момент, когда национальные интересы приносятся в жертву личной судьбе.

Сколько еще жизней придется заплатить за эту стратегию? Сколько детей, мирных жителей, солдат, журналистов, врачей должны умереть, чтобы история признала очевидное: борьба Нетаньяху — это не борьба за Израиль. Это борьба за Нетаньяху.

И как бы долго ни длился этот путь, он неизбежно завершится крахом. Потому что стратегии, основанные на лжи, страхе и презрении к нормам международного права, рано или поздно обрушиваются под тяжестью собственной жестокости. Вопрос только в том, какое количество жизней она унесет прежде, чем рухнет окончательно.

История, как и справедливость, имеет дурную привычку догонять даже тех, кто считает себя неприкасаемым.