В стране, где политика всегда была больше чем политикой — где она превращалась то в страстную балладу, то в острый театр с национальной спецификой — каждое социологическое измерение становится не просто цифрой, а актом коллективного переживания. Турция — это демократия с сердцем, которое бьётся в ритме улиц, площадей, пятничных проповедей и семейных разговоров за утренним чаем. Здесь электоральные рейтинги способны поднимать бурю надежды или паники, а сами кампании напоминают эпопеи, в которых переплетаются вера, судьба и воля. Особенно в те моменты, когда страна вступает в зону политической турбулентности.
Март 2025 года стал именно таким моментом. Арест мэра крупнейшего мегаполиса страны, Экрема Имамоглу, и аннулирование его диплома — это не просто эпизод из ленты новостей. Это развязка давно зреющего конфликта между государственной ответственностью и популистским авантюризмом. Пока оппозиция теряется в обвинениях и заговорщиках, турецкое государство во главе с Реджепом Тайипом Эрдоганом демонстрирует хладнокровную решимость: закон и порядок остаются основой республиканской системы, а не подмостками для политических трюков.
Социология как часть политической традиции
Исторически Турция никогда не была безразлична к мнению народа, особенно после 1950 года, когда была учреждена многопартийная система. Уже тогда социология стала инструментом не только измерения, но и формирования политических альянсов. В 1980-х годах, когда страна снова балансировала на грани авторитаризма и парламентаризма, социологические опросы помогали просчитывать последствия военных переворотов. А после 2002 года, с приходом Партии справедливости и развития (ПСР), они стали повседневным инструментом «политического айкидо».
В последние десятилетия социология в Турции перестала быть академической дисциплиной. Она стала оружием.
Политическая поляризация разорвала не только электорат, но и сами исследовательские центры. Не секрет, что немалая часть социологических агентств превратилась в филиалы штабов — с говорящими головами, подогнанными графиками и заранее известными результатами.
Так, перед президентскими выборами 2023 года некоторые опросы, особенно от малознакомых фирм, типа SONAR или MAK Danışmanlık, рисовали Кылычдароглу почти триумф с 60% голосов. Итог же известен — победа Эрдогана и моральное фиаско многих «независимых» центров.
На этом фоне Genar, Betimar и Areda Survey выделяются почти трогательной степенью сдержанности и точности. Их данные в последние годы совпадали с реальными результатами как на президентских выборах 2023 года, так и на муниципальных в 2024-м. Именно к ним прислушиваются не только аналитики, но и сами политики — и из РНП, и из ПСР.
19 марта стал политическим землетрясением. Арест Экрема Имамоглу и почти синхронное лишение его диплома вызвали волну возмущения, и, главное, — мобилизации. Согласно Betimar, Республиканская народная партия (РНП) вышла на первое место с 32,5%, опередив ПСР, у которой — 30,6%. ПНД и DEM замыкают список с 10,1% и 9,4% соответственно.
Genar, более консервативный в подсчетах, фиксирует почти паритет между ПСР (35,8%) и РНП (35,6%). Areda показывает преимущество кемалистов: 34,9% против 32,6%.
По данным GENAR, 36,7% респондентов не верят в выдвинутые против него обвинения. Betimar фиксирует, что 55,8% считают арест политическим, а Areda разделяет страну почти пополам: 48,1% — несправедливый арест, 48,2% — результат коррупции.
Политическая нестабильность не только мутит экономику и улицы, но и искажает социологическое зеркало. Турция живёт в состоянии перманентного стресса: экономические реформы, разборки в РНП, внешнеполитические повороты — например, падение режима Башара Асада в Сирии, что вызвало шквал обсуждений в Анкаре.
На этом фоне опросы становятся не столько источником истины, сколько инструментом психологического давления: на инвесторов, электорат, союзников. Их читают, как кофейную гущу: каждый — что хочет, то и видит.
Несмотря на внутренние конфликты в РНП, именно ее лидер Озгюр Озель оказался главным политическим выгодоприобретателем мартовского кризиса. Однако его обращение к Киру Стармеру, в котором он призвал бойкотировать турецкие товары и вмешаться в ситуацию с Имамоглу, вызвало общественный и партийный дискомфорт.
Genar показывает: 49,2% сочли это ошибкой, лишь 29,3% — поддержали. Betimar — почти аналогичная картина: 47% против, 37,9% — за. Areda тоже фиксирует перекос: 48,1% не одобрили действия Озеля, а 40,8% — поддержали.
Идея бойкота в принципе оказалась слабо жизнеспособной: 58,5% против (по Areda), 52,1% — по Betimar. Это свидетельствует о том, что антиисламизм, если он идет с Запада, воспринимается как лицемерие даже среди светского избирателя.
В условиях, когда борьба идет между двумя титанами — ПСР и РНП — малые партии теряют кислород. Согласно исследованию Metropoll, партия Али Бабаджана (DEVA) набирает всего 2,9%, İYİ — 5,2%, Gelecek Давутоглу — 1,6%. Электоральный прагматизм ведет к консолидации: народ голосует либо «за власть», либо «против власти».
Интересно взглянуть и на зарубежные исследования. Согласно докладу немецкого центра Konrad Adenauer Stiftung, проведенному совместно с Ipsos, 54% молодых турок (18–35 лет) считают, что выборы в Турции «все еще могут что-то изменить», но 62% считают судебную систему «независимой лишь на бумаге». Французский институт IFOP зафиксировал, что 57% граждан Турции, проживающих во Франции, поддерживают Имамоглу, а не РНП в целом — что говорит о харизме персоны, а не партии.
Апрель 2025 года стал не просто продолжением политического шторма, начавшегося в марте. Он очертил контуры новой политической эпохи, где личность президента Эрдогана вновь выходит на первый план — не как участник эмоций, а как архитектор стабильности. В стране, подверженной внешнему давлению и внутренним перегибам, только институциональная выдержка и стратегическое хладнокровие сохраняют хрупкий баланс.
Апрельская расстановка: Эрдоган — гарант порядка, Имамоглу — символ неопределенности
После ареста мэра Стамбула Экрема Имамоглу, который был обвинён в превышении полномочий и препятствовании правосудию, Турция вступила в фазу глубокого самоосознания. Однако вопреки ожиданиям ряда внешних наблюдателей, турецкое государство не расшаталось — благодаря способности руководства страны действовать в рамках закона, не поддаваясь на уличный нажим.
Президент Эрдоган выступил с принципиальной, но сдержанной позицией: “hukuki süreç devam ediyor” — «правовой процесс продолжается». Это не уклончивость, а демонстрация зрелого понимания того, что политическая стабильность возможна только при уважении к судебной системе. Его риторика становится менее конфликтной, но более глубокой: это уже не борьба за власть, а борьба за доверие к институтам.
Тем временем главный конкурент — Республиканская народная партия (РНП) — продолжает двигаться на импульсе недовольства. Озгюр Озель, формальный лидер, вынужден лавировать между популистскими ожиданиями и тенью харизматического, но юридически проблемного Имамоглу. По данным Metropoll, 44% сторонников РНП предпочли бы видеть кандидатом не самого Озеля, а именно Имамоглу, что ставит партию в зависимость от эмоционально нагруженного символа.
Резкая реакция Европарламента и Госдепа США стала лишь фоном для внутренней мобилизации. Президент Эрдоган чётко обозначил границы: «Турция управляется не улицами Парижа, а волей своего народа». Это заявление вызвало волну патриотического консенсуса в Анатолии и других традиционных регионах страны. Запад, в очередной раз не поняв турецкого политического кода, попытался надавить — и, как следствие, усилил сплочённость нации вокруг своего президента.
Несмотря на продолжающиеся митинги в Стамбуле и Измире, протестное движение не перерастает в устойчивую повестку. Оно остаётся реактивным и фрагментарным. Власти при этом демонстрируют терпимость и приверженность закону: согласно данным, из 794 задержанных большинство были отпущены без формальных обвинений.
Да, лира испытала давление — за месяц потеряв 7,4% стоимости. Но при этом Центробанк не допустил паники: BIST-100 вернулся к росту уже во второй половине апреля, а государственные инвестиционные программы были ускорены. Да, бизнес чувствует напряжение, но государственная машина не стоит на месте: малому и среднему бизнесу выделяются компенсационные меры. Это не кризис — это фаза адаптации.
На фоне обострения внутренней повестки социологические службы адаптируют методы. Но всё чаще в результатах сквозит один тренд: запрос на лидеров с опытом, а не на символы протеста. Согласно YouGov, 58% респондентов заявили, что будут голосовать за личность, а не за логотип. В контексте турецкой политики это не угроза, а возможность — особенно для тех, кто уже доказал свою эффективность на деле. Эрдоган в этом смысле остается фигурой, ассоциируемой с устойчивостью, развитием и глобальной субъектностью.
На фоне растущей симпатии к фигурам, а не к институтам, президент Эрдоган сохраняет лидерские позиции — не только как глава ПСР, но и как символ турецкого пути. В отличие от ситуативной популярности Имамоглу, проверенной лишь на муниципальном уровне, Эрдоган прошёл все политические круги — от мэра до президента, от кризисов до внешнеполитических побед.
На горизонте три сценария, и Эрдоган — единственный, кто может контролировать их развитие:
- Эскалация — оппозиция пытается превратить протест в плебисцит, но наталкивается на институты.
- Декомпрессия — возможен компромисс с условным освобождением Имамоглу, но только при соблюдении юридических процедур.
- Институциональная стабилизация — с опорой на экономическое восстановление, региональное лидерство и новые политические альянсы.
Турция 2025 года — это не страна у разбитого корыта. Это страна, стоящая на разломе эпох, но не теряющая достоинства. Здесь политика не растворяется в уличной какофонии, а куется в тяжёлой борьбе за суверенитет, справедливость и национальную целостность. И в этой борьбе имя Реджепа Тайипа Эрдогана — не просто строка в истории. Это символ воли, устойчивости и государственного характера.
В турецкой политике социология — не бездушная статистика. Это живая ткань нации, подвижный пульс общества. Каждый опрос — это акт национального самопознания, каждая цифра — реплика в великой пьесе, которую Турция пишет о себе сама. Её пишут вместе — власть, оппозиция, улица, цифровые платформы и сама жизнь. Но как бы ни кричал протест, ни колебался рейтинг, ни скакал курс лиры — у этой пьесы есть режиссёр, которому Турция уже много лет доверяет свой голос.
Имя этого режиссёра известно. И пока это имя звучит, сцена остаётся под контролем.